— Тогда я не могу понять..: а вы… не обознались?
— Нет.
— Все это странно. Встретиться случайно с матерью, тотчас уйти… Откуда он мог появиться в нашем городе?
— Не знаю, — с тягостным недоумением заговорила Легостаева. — Мне никто не верит. Но разве сердце матери обманет? Я же видела его глаза! Они меня узнали. Понимаете? Узнали! Поэтому он так и заспешил, заторопился прочь, что наша встреча с ним произошла.
Климов не без иронии подумал, что в дебрях женской логики водятся и не такие химеры. После дневной «запарки» с разъездами по городу, после дотошных опросов «свидетелей», не являвшихся, по сути дела, таковыми, он погружался в мир, где властвовало лишь воображение, которое, когда его в избытке, делает любого человека чуточку ущербным.
— Успокойтесь, пожалуйста.
Казнясь и проклиная свою самую мужественную профессию, которая имела мало преимуществ, но зачастую делала его как бы сообщником беды, Климов налил в стакан воды и протянул его Елене Константиновне.
— Выпейте и не волнуйтесь. Я вам верю.
В такие минуты он ловил себя на том, что, привыкая к множеству людей, с которыми его сводила вечная необходимость что-то выяснять, отыскивать и спрашивать, к чередованию лиц, привычек, жестов, он начинал воспринимать свою работу, как некую игру, если не символов, то преходящих образов, почти бесплотных теней, устойчиво теснящихся в его мозгу, чему он всячески пытался воспротивиться. Истина всегда конкретна, и без четкости ощущения нет точности мысли.
Легостаева взяла стакан, но, подержав его у рта, поставила на стол.
— Спасибо. Я пойду.
— Нет, нет! — удержал ее за руку Климов. — Давайте ваше заявление. Я постараюсь сделать все, что в моих силах.
— Вы его найдете?
Климов подколол заявление к составленному протоколу и ничего не ответил. Отыскать человека в густо населенном городе, даже при самых благоприятных условиях, куда как сложно, не говоря уже о том, чтобы найти его на территории области или страны. Где гарантии, что тот, кого Легостаева сочла своим сыном, не транзитный пассажир и не залетный бомж?
— Будем искать, — достал новую папку из сейфа Климов и, как бы невзначай, спросил: — А синяк у вас откуда, на виске?
— Заметили?
Она потрогала ушибленное место.
— Профессия такая.
— Ничего серьезного. Ударилась, когда пыталась сесть в троллейбус. Вслед за сыном.
Голос прозвучал довольно твердо.
— Сели?
— Да.
— И что?
— Он выскочил на следующей остановке. Через водительскую дверь.
— А вы?
— Я не успела.
— Номер троллейбуса помните?
— Нет. В глазах круги поплыли, так расстроилась…
— Ну что ж, будем искать.
Климов записал на бумажке номер своего телефона и встал из-за стола.
— Вот вам мои координаты. Звоните, если что. Быть может, вы его еще раз встретите.
С неожиданной для ее подавленного состояния легкостью Легостаева одернула на себе плащ и протянула руку:
— До свидания. Надеюсь…
— Всего доброго.
Глава 3
— Кто это? — полюбопытствовал Гульнов, когда за Легостаевой закрылась дверь, вернее, это он прикрыл, дождавшись окончания беседы в коридоре.
— Да так, — прогнулся в спине Климов, — одна из тех несчастных матерей, чьи сыновья ушли и не вернулись.
— Откуда?
— Из Афганистана.
— А-а… — понимающе протянул Андрей, и Климову пришлось пересказать суть дела.
— Мистика! — загорячился Андрей.
— Не веришь?
— Нет!
Синие его глаза смотрели непреклонно.
Выбравшись из-за стола, Климов прошелся по кабинету, остановился у окна. Пора бы и домой, рабочий день кончался. Он посмотрел на улицу и, как бы размышляя вслух, сказал:
— Конечно, факт сам по себе дурак. Все зависит от того, кто и как его оценит.
Обернувшись и заметив тень недоумения в глазах Андрея, пояснил:
— Я говорю о мистике. И вот в связи с чем. Лет пять назад, да ты садись, исчез один мужик. Сообщила нам его жена, мы ее знали, поскольку не однажды возвращали в дом «ее защиту и опору». Вся прелесть в том, что драгоценнейший супруг имел обыкновение под этим делом, — Климов щелкнул себя согнутым пальцем по горлу, — цепляться на товарняки и ехать на край света. Память детства.
— Послевоенное сиротство?
— Безотцовщина! Мать скурвилась, попал в детдом, а там ведь хуже, чем на воле…
— Ясно: хуже.
— Ну, так вот. Мы всякий раз искали, находили, возвращали. Дважды принудительно лечили в ЛТП. И вот он исчез снова.
— В очередной раз.
— Само собой. Стали искать. Ни тпру, ни ну! Как заколодило. Был человек и нет. Учитывая, что бичей и так шатается без счета, розыск вынуждены были прекратить. И что ты думаешь? — сунув руки в карманы, Климов развел локти, так что хрустнуло между лопаток, и несколько раз резко мотнул головой взад- вперед. — Два года спустя безутешной жене на башку вспрыгнула кошка. И не чужая, не приблудная — своя.
— Как это вспрыгнула?
— А так, когда хозяйка нежилась в постели.
— Ну и что?
— А то, что стала драть ее когтями, грызть черепушку.
— Почему?
— Ну… я сообщаю факт.
— И все это, наверное, ночью?
— Разумеется.
— С ума сойти!
— И я о том. Тихо-мирно почивает человек, и вдруг такой кошмар! Понятно, что ее душераздирающие вопли разбудили весь квартал. А кошка — та просто зашлась от злобы и остервенения.
