подсчёты и разбираться, что — кому, нам пришлось довольно долго, ведь, честно говоря, здесь, в Штатах, мы уже совсем разучились иметь дело с наличными и к тому же боялись что-то напутать.
Перед вылетом мама позвонила, чтобы пожелать нам счастливого пути и дать ещё одно поручение:
— Когда будешь передавать там письмо и передачу от меня моей подруге Фирочке, она, в свою очередь, даст тебе небольшой пакет для меня.
— Я надеюсь, что там не будет чего-то такого, из-за чего нас задержат на обратном пути в Борисполе или не пустят назад в Америку? — уточнил я.
— Можешь не волноваться, — убеждённо ответила мама, — взрывчатку я тебя везти не заставлю, просто флакон духов «Красная Москва»… пачечек 20 активированного угля… ну, и несколько лифчиков для меня…
— Мама, зачем нам тащить сюда всю эту ерунду? Зачем тебе здесь «Москва» и тем более «красная»? А лекарств тебе уже ставить некуда, ты же американские выбрасываешь целыми пачками!.. И что, в Америке лифчики уже стали дефицитом?
— Марик, не умничай! Это чудные духи моей молодости, мои любимые! И простые хлопчатобумажные лифчики, нужного мне размера, в Америке таких совершенно нет. Фирочка там с трудом их достала, я уже не могу отказаться! — отрезала мама, и наша дискуссия на столь занимательную тему завершилась…
— …Там везде орудует мафия, — убеждённо пугал нас русский сосед в самолёте. — Если вы везёте много наличных денег и укажете их в декларации (а не указать их вы не можете), то в Борисполе таможенники сразу передадут об этом. И на выходе из таможенной зоны вас уже будут ждать и требовать откупных…
Мы молча слушали.
Въездная таможенная декларация любой страны — это достаточно идиотский документ, особенно для человека, только что пережившего многочасовой перелёт и после этого испытания довольно плохо соображающего. Украинская декларация не была исключением из этого правила, впрочем, не намного хуже других. В аэропорту Борисполя мы медленно, но справились с её заполнением, затем предъявили вещи и деньги молодой женщине в форме. Она тщательно пересчитала нашу (то есть в основном не нашу) долларовую наличность, и во время этого процесса разные, не самые умиротворяющие мысли читались на лице моей жены. Видимо, такие же мысли она читала и на моём…
И вот осмотр закончился — без проблем. Мы налегли на тележки с чемоданами и потащились к раздвижным дверям — куда? В лапы украинской мафии?
Лина катила свою тележку впереди, за ней Мишка тащил свой личный рюкзак, наполненный играми и приставкой Game Boy, а замыкающим каравана был, естественно, я. Я и чувствовал себя этаким богатым караванщиком в пустыне, в любую секунду ожидающим нападения безжалостных кровожадных разбойников.
И вот двери из таможенной зоны в холл аэровокзала раскрылись, мы выкатились из них и… Первое, что мы увидели, была очень плотная, молчаливая толпа неулыбчивых, стоящих полукругом вокруг нас мужчин, в высоких ондатровых и норковых шапках и чёрных длинных кожаных куртках. Все они, без сомнения, вожделенно смотрели на наши чемоданы. И весь их вид, казалось, говорил, что наши худшие опасения сбылись, потому что такого количества угрюмых лиц мы не видели давненько, а кроме того, от вида шапок да и курток такого рода совершенно отвыкли…
Лина на секунду остановилась, при этом Мишка оказался рядом с ней. Продолжая крепко держаться одной рукой за тележку, она ухватила его за руку, подтащила поближе к себе и, оглянувшись на меня, отчаянно двинулась на прорыв. При этом она несколько нарочито громко сказала, глядя куда-то поверх голов:
— Смотри, а вот и наши друзья — встречают нас!
И хотя нас действительно должны были встречать харьковский друг Валера и несколько киевских получателей передач, известных нам, правда, только по шпионским приметам, описанным их чикагской роднёй, на самом деле никого из них мы пока, к сожалению, не видели…
Однако решительное поступательное движение Лининой тележки с чемоданами неожиданно оказало воздействие на толпу, и она стала раздвигаться, беспрекословно пропуская нас вперёд. А тут издали, за толпой, показались приметы встречающих: розовая шапочка дочери дяди Гриши (ей полагалось триста долларов и письмо), бумажка с надписью «Марик из Чикаго!», которую на вытянутых руках держал молодой племянник, кажется, тёти Лизы (ему, если память не изменяет, было передано двести пятьдесят, несколько фотографий и брошюра с правилами вождения в Иллинойсе), и наш друг Валерка, влетевший в аэропорт с улицы (видимо, полночи гнал машину из Харькова и немного опоздал ко времени нашего явления украинскому народу)… И ещё кто-то, и ещё, и ещё… Опасность вроде бы миновала.
После недолгих объятий со знакомыми мы поторопились выполнить наш интернациональный долг — раздали «посылки» по чётко названным паролям и при полном совпадении примет получателей со списком. Это произошло прямо здесь же, в холле, под окном, в сторонке от нехорошей толпы, которая, кстати, почему-то мгновенно потеряла к нам интерес, как только мы решительно (благодаря Линке) прошли сквозь неё. Куда там они теперь смотрели, эти хмурые, озабоченные люди, мы не знали и даже оглядываться не хотели на них. Только когда раздача закончилась и мы, выбравшись на площадь перед аэропортом, направились к старенькому Валеркиному «опелю», я рассказал ему о наших подозрениях.
— Чудаки, — ухмыльнулся он, — какая мафия? Это просто водители частных машин собрались перед дверями выхода с международного рейса в надежде перехватить выгодных пассажиров…
На обратном пути из Украины в Штаты мы также благополучно довезли предназначавшийся маме груз специального назначения. Таможня дала добро.
Дама с собачкой и мобилкой
Минут за тридцать до объявления регистрации на рейс в зале ожидания восточно-европейского направления венского аэропорта появилась молодая эффектная женщина, возможно, немка или австрийка, с клеткой на колёсиках — для перевозки собак в самолёте. Малиновое расстёгнутое пальто, белоснежная блуза, явно дизайнерского, нестандартного покроя, чёрные бриджи с большими декоративными металлическими пуговицами на голени и очень остроносые модельные туфли на высоких каблуках — всё это явно отличало её от остальной немногочисленной публики в зале.
Здесь, на жёстких пластиковых сидениях, расположились одетые в помятые джинсы и лёгкие курточки туристы из Америки, совершенно измочаленные длительным перелётом через океан и только час назад прибывшие в Вену. Теперь они ждали пересадки на полуторачасовой рейс «Австрийских авиалиний» в украинскую столицу — завершающий этап их путешествия. Среди них было немало русскоговорящих семей, впрочем, дети громко общались друг с другом исключительно по-английски.
Молодая женщина также присела на одно из сидений, полюбовалась на себя в зеркальце, что-то подправила в ярком макияже, а затем выпустила из клетки премилую беленькую болонку с аккуратным жёлтым бантиком. Она придерживала собачку на длинном красном поводке, что не помешало болонке сразу же подбежать к ногам одной из девочек. Дети стали предлагать болонке какое-то печенье, пытаясь погладить, а их папы — рассматривать привлекательную хозяйку собачки. Та что-то перебирала в хорошей крокодиловой сумочке свободной от поводка рукой, время от времени поглядывая вокруг и, видимо, довольная производимым впечатлением.
Девочка, к которой болонка подбежала первой, осталась стоять посередине прохода, заворожённо наблюдая за красивой тётей.
Приглашение на посадку задерживали.
У дамы с собачкой залился трелями Моцарта мобильный телефон. Он тоже был не совсем обычный: розовый, блестящий, тоненький, видимо, дорогой, последней модели. Сначала она отвечала тихо, потом
