ощутимыми прикосновениями перебирать ему пальцы, периодически вставляя какие-то слова в общий разговор. Сергей при этом сидел совсем онемевший…
— А давайте завтра устроим пикник на вон том холме, — вдруг сказала Ира, — я у мамки возьму вина классного, «Чёрный доктор». Она из совхоза приносит, я знаю где оно у ней стоит — в бидончике, отлить можно.
— Да, вы такого и не пробовали, — поддержала её Оля. — Говорят, оно такое редкое и полезное, что всё за границу посылают.
Парни, естественно, были не против, и на следующий вечер, когда стемнело, небольшая компания отправилась на один из недалёких холмов, на котором стоял казённый металлический обелиск — памятник погибшим солдатам. «Чёрный доктор» — для конспирации — Ира принесла в термосе, а ребята припасли ещё и бутылку венгерского «Промонтора». В матерчатой сумке у Оли были рыбные консервы, хлеб и какая- то незамысловатая посуда.
Сели на самом краешке холма в пахучую хрустящую сухую траву, спиной к обелиску, в неярком свете непривычно низкого и очень звёздного неба. Снизу — невнятная музыка и мерцающие огоньки посёлка, а за ним — гора, совсем как бумажная декорация, и чуть-чуть блестящая большая темнота притихшего ночного моря.
Сочетание сладкого вина и консервов было, конечно, довольно странным, впрочем, и сама компания, и место — также. «Чёрный доктор» действительно показался вкусным, правда, уж слишком насыщенно сладким, но впечатляло, вероятно, не само вино, а то, чту девчонки рассказывали про него. И про целебные свойства, и как оно доставалось, потихоньку выносимое работниками из ближайшего винодельческого совхоза, где работали многие жители посёлка.
Оля опять сидела близко от Сергея, чуть впереди. Она смотрела на море, а он смотрел в полумраке на её ухо, чувствовал слабый тревожный морской запах от её кожи, платьица и волос и боролся с жутким желанием крепко прижать её к себе — только руку протяни. Она даже заныла, эта рука, и холодело внутри от таких мыслей.
После «Чёрного доктора» попробовали и «Промонтор», но все единогласно заявили, что венгерская «краска» нашему «Чёрному доктору» и в подмётки не годится. А дальше разговор клеился плохо, лирическое настроение сменилось какой-то бравадой. Оля начала беспричинно смеяться, Антон как бы невзначай положил руку на Ирино плечо — и та не возражала. Это Сергея как-то особенно возмутило, он-то старательно помнил, что девчонки совсем ещё дети и — «ничего нельзя», и стал тащить компанию к морю. Впрочем, он всегда комплексовал и всего чересчур боялся. Они собрали сумку и ушли на берег прогуливать захмелевших девчонок перед возвращением домой.
Так всё и закончилось в тот вечер, а вскоре настал день отъезда. Билеты на автобус из посёлка в Феодосию и на поезд были куплены заранее, ведь иначе никак не уедешь — народу отдыхающего слишком много.
Автобус отходил в середине дня. Оля и Ира прямо с пляжа пришли провожать на автостанцию. Мокрые купальники проглядывали сквозь их цветные блёклые сарафанчики. Были чинно пожаты руки, и пожелания «приезжайте ещё» произнесены бодрыми девчоночьими голосами, но беспокоило что-то, бог знает почему. Вроде и не подружки они были им совсем, не ровня, и вообще не было ничего, кроме задушевных разговоров под крымским небом и одного неполного термоса с «Чёрным доктором», а вот…
Четыре года спустя Сергей со Светой приехали в посёлок в своё «свадебное путешествие». Они только-только окончили свои институты, только-только поженились, и для другого, не «дикого» отдыха ни денег, ни путёвок у них, естественно, не было. Они пытались остановиться у Алевтины, даже писали ей заранее, но та ответила, что всё у неё занято. И опять же, после целого дня поиска, им пришлось снять нечто вроде фанерного домика, видимо, летней кухни, в другом конце посёлка. На пляже поджаривалось много знакомых из их родного города, так что было весело. В первый же день в одном из пляжных разговоров Анька, одна из Светкиных приятельниц по институту, поведала про местную дискотечную знаменитость:
— Тут одна девчонка на танцах вышивает, вы бы видели! Юбка — ну, короче уже совсем некуда, на голове — вот такая «химия», танцует — как из немецкого балета, что по телеку показывают. Мужики все вокруг стонут, каждый вечер — новый кавалер и сплошные разборки… Местная, её весь посёлок знает. Зовут её как? По-моему, Ольгой…
Вечером на танцах во всё том же «Бирюзовом заливе» Сергей в этой самой задиристой, полногрудой, чертовски стройной красавице с трудом, но признал Олю, Алевтинину дочь. Кос, конечно, уже как не бывало, веснушек тоже было не разобрать под яркой «боевой раскраской». Она танцевала не просто хорошо и легко, но крайне вызывающе. Никто, даже из столичных приезжих, так не решился бы никогда. Ни одно из движений не было выученным, стандартным — только безудержно метался кусочек ткани, изображающий супер мини-юбку, взлетала над толпой копна волос и мелькали тонкие руки и ноги в экзотически откровенном ритуале. И окружали её после каждого танца вовсе не парни, а какие-то совсем немолодые мужчины.
Один раз она прошла в подобной компании недалеко от Сергея и Светки, с сигаретой в руке, нарочито громко и развязно говоря что-то одному из ухажёров…
— А помните, много-много лет назад, в советские времена, было такое дефицитное крымское вино «Чёрный доктор»? Я, представьте себе, купил на днях бутылку такого здесь, в русском магазине на Брайтоне. Кому налить — попробовать к десерту? — сказал хозяин вечеринки Саша, откупорив бутылку с изображением множества медалей и чего-то южнобережного.
Большинство из сидящих за столом отказались: несколько часов подряд пили водку, и смешивать как-то не хотелось. Рюмки протянули две женщины и Сергей.
— Не в обиду тебе будет сказано, Алекс, — сказала хозяину одна из этих женщин, попробовав, — но я слышала, что это уже не то вино. Старый рецепт потерян, и сейчас они выпускают там совсем не то, что раньше… Ну, а ты, что скажешь? — обратилась она к Сергею, медленно тянувшему свою порцию тёмной приторной жидкости.
— Я думаю, ты права, — проговорил Сергей, — это совсем не то, что было раньше.
Тёплая встреча
— Марик, — говорила мама по телефону, не делая пауз между предложениями, — одни мои близкие знакомые хотели бы передать своим родственникам в Киеве несколько фотографий и деньги, долларов триста. Я обещала, что ты возьмёшь, когда вы полетите. Они спрашивают, удобно ли, чтобы они привезли их на днях к вам домой…
— Мама, — обречённым голосом сказал я, стоя с телефонной трубкой посреди комнаты, весь пол которой был занят раскрытыми чемоданами и вещами, — и деньги, и фотографии в Украину из Штатов давно можно переслать и другими способами, но если это так нужно, то я, конечно…
— В общем, я им скажу, чтобы они завтра вечером к вам всё это занесли, — перебила меня мама.
После семи лет постоянного жительства в Америке мы — моя жена Лина, десятилетний сын Миша и я — наконец-то собрались повидать родину. Наш самолёт летел в Киев через неделю, и всю эту неделю к нам звонили и приходили незнакомые пожилые соотечественники. Они говорили как пароль: «Ваша мама, Марлен, сказала нам…», и несли деньги, адреса родственников и письма с вложенными в них фотографиями. Возражать маме было бесполезно — и в последний вечер перед вылетом из Чикаго, закончив наши собственные непростые сборы, мы сидели перед списком киевских и харьковских получателей и считали чужие деньги. Их набралось около шести тысяч. И так как деньги были десятками и двадцатками (каждый пытался, оправдываясь, объяснить нам, что для их родных и друзей в Украине обменивать крупные купюры на гривны будет неудобно и невыгодно), то пачка получилась солидная. Вести
