— Алан Кемпбелл!
— Не могу, — оправдывался Алан, утирая слезы. — Я понял, что теперь-то уж мне непременно придется жениться!
— Написать и об этом? — фыркнул Сван.
— Алан Кемпбелл! Я ничего подобного не имела в виду! Что за выдумки!
— Другого выбора нет — это единственный выход. Я не читал «Прожектора», но могу себе представить, какие там невинные намеки!
Лицо Свана прояснилось.
— Я знал, что вы не будете сердиться! Клянусь, там нет ничего такого, против чего хоть кто-нибудь стал бы возражать! Я ни слова не написал о том, что вы проводите свободное время в борделях, потому что это действительно было бы оскорблением личности…
— Что это значит?! — спросила, сверкая глазами, Кетрин.
— Извините, сорвалось, — поспешил объяснить Сван — Я ни за что на свете не произнес бы такого слова перед вами, мисс Кемпбелл, просто соскочило с языка. И, конечно, тут нет ни слова правды, так что больше и не думайте об этом. Я только хочу сказать, что у меня есть обязанности перед читателями.
— Вы идете? — спросила Кристи, всё еще терпеливо ждавшая у дверей.
Сван поправил галстук.
— Да, идем. Я знаю, что Колин Кемпбелл, лучший человек на свете, поймет мое положение.
— Надеюсь, — вздохнула Кетрин. — Господи, надеюсь, что поймет! Скажи, Кристи, там у него есть немножко виски?
Отвечать на такой вопрос было излишне. Пока они шли по лестнице, а потом через зал в задние комнаты замка, Колин сам дал на него ответ. В Шайра толстые двери, и звук, даже если и проникает сквозь них, не расходится далеко, но на этот раз они начали получать удовольствие уже на последних пролетах лестницы.
Любил я де-е-евицу-краса-авицу,
Невинную, как ли-и-илии цветок,
Со сла-адким го-лосом…
Когда Кристи открыла дверь, пение внезапно оборвалось. Колин Кемпбелл лежал в просторной спальне, обставленной дубовой мебелью. По настроению старого греховодника вряд ли кто-нибудь мог догадаться, что это ложе больного. Ниже бедер Колин был забинтован, одна нога с помощью какого-то устройства удерживалась на весу. Он был так обложен подушками, что голова еле выглядывала. Лицо Колина раскраснелось, из-под лохматых бровей глаза смотрели приветливо. В спальне стоял запах, словно в винокурне.
— Заходите! — воскликнул Колин. — Заходите же, не оставляйте старого боевого коня одного. Мерзкое состояние! Кристи, пойди принеси три стакана и еще одну бутылку. Ну, а все остальные придвигайте стулья поближе! Так, чтобы я мог вас видеть. А то у меня всего-то и дела, что вот это.
Он делил свой досуг между несколько уже поубавившимся содержимым бутылки и легким, двадцатого калибра, охотничьим ружьем, которое пытался почистить и смазать.
18
— Кетти, дорогая, очень рад снова видеть твою рожицу, — продолжал Колин, поднимая ружье и глядя на Кетрин через стол. — Чем ты занималась? Покажи мне что-нибудь, чтобы я мог пострелять в цель!
Сван перевел на него взгляд, круто повернулся и бросился к двери, но Кетрин мгновенно повернула ключ и прислонилась к двери спиной.
— С удовольствием, дядя Колин, — сладким голосом ответила она.
— Отлично, Кетти. А ты как поживаешь, Алан? Видел, что они со мной сделали? Запеленали, словно мумию. Хоть бы кресло дали, чтобы я мог немного передвигаться!
Он задумался, потом смущенно кашлянул и поставил ружье рядом с кроватью.
— Я счастлив, — сказал он неожиданно. — Может, это и неуместно, но я счастлив. Вы уже слышали, что, собственно, со мной произошло? Сухой лед. Так же, как и с Энгусом. Значит, все-таки это было убийство. Жаль всё же беднягу Форбса… Никогда я не питал к нему зла. Постойте, а где Фелл? Почему он не здесь? Что с Феллом?
Вне себя от отчаяния, Кетрин ответила:
— Ушел с людьми из местной обороны. Дядя Колин, пожалуйста, выслушайте меня. Я хочу кое-что рассказать вам. Этот мерзкий репортер, после того как обещал, что…
— Как это ему пришло в голову вступить в местную оборону, в его-то возрасте и при его весе? Глупо, более того — просто опасно для жизни.
— Ну, пожалуйста, дядя Колин, выслушайте меня!
— Конечно, дорогая, конечно. Вступил в местную оборону! В жизни не слыхал подобной глупости!
— Этот репортер…
— Недавно он заходил сюда, но ни словом не обмолвился. Всё расспрашивал о бедняге Роберте да еще о том, о чём, помнишь, мы беседовали в башне тогда, в понедельник. Вообще, чего ради он мог вступить в шотландскую местную оборону? Вы шутите?
Лицо Кетрин выражало такое огорчение, что даже Колин обратил внимание.
— Что случилось Кетти?
— Ничегошеньки. Просто я уже несколько минут прошу послушать меня! Вы помните, что мистер Сван обещал не проронить ни слова о наших делах, если получит нужный ему материал?
Колин сдвинул брови.
— Раны Христовы! Неужели он написал в своем грязном листке, как мы тыкали ему шпагами в то место, на котором сидят?
— Нет, Бога ради, нет! — вмешался Сван. — Об этом я и словом не помянул. Вот газета, можете убедиться.
— Тогда в чём же дело, Кетти?
— Он написал всякие гадости об Алане и обо мне. Что-то вроде того, что Алан находится со мной в интимных отношениях…
Колин взглянул на нее и взорвался смехом, даже слезы потекли у него из глаз.
— А что, разве нет?
— Нет! Всё это ужасное недоразумение. Мы вынуждены были провести в поезде ночь в одном купе…
— Но здесь-то в понедельник такой нужды не было, — заметил Колин.
— Провели здесь ночь в одной комнате? — обрадовался Сван.
— Ну, конечно, — прогремел Колин. — Будь мужчиной, Кетти! То есть, будь женщиной! Признайся! Не робей и защищай свои убеждения. Здесь все тебе сочувствуют!
— Знаете, мисс Кемпбелл, — оправдывающимся тоном сказал Сван, — в моем репортаже должна была присутствовать девушка, и это был единственный способ ввести ее. Вы меня поймете. И ваш друг поймет. А раз уж вы так или иначе женитесь, значит, всё в порядке!
Кетрин переводила взгляд с одного на другого. На ее раскрасневшемся лице появилось выражение безнадежности, на глазах выступили слезы, она опустилась на стул и закрыла лицо руками.
— Успокойтесь! — сказал Алан. — Я только что убеждал ее, Колин, что мы можем распроститься с хорошей репутацией, если только она не согласится стать моей женой. Я просил ее руки…
— Не просил!
— Ну так сейчас прошу, перед свидетелями. Мисс Кемпбелл! Окажете ли вы мне честь стать моей женой?
Кетрин подняла сердитое заплаканное лицо.
— Ну конечно, болван! — накинулась она на Алана. — Но почему ты не мог по-человечески попросить
