не помешает отдохнуть, миледи. Быть может, отложим этот разговор на завтра?
Беатрис улыбнулась:
— Вы боитесь меня? Испугались за свою репутацию?
— Вовсе нет. Я беспокоюсь только о вашем самочувствии, миледи.
— Как мило с вашей стороны! Но я хотела бы поговорить именно теперь, когда нам никто не помешает, когда мы наконец-то одни…
Герцог сел в кресло и положил ногу на ногу.
— О чем вы сейчас думаете? — спросила Беатрис.
— Я просто жду. Мне показалось, вы хотели о чем-то поговорить со мной?
— Неужели вам не интересно, о чем именно?
— Конечно же интересно.
— А если я скажу, что это касается вас?
— Это еще более разжигает во мне любопытство.
— Это также касается и меня…
— Я предполагал это.
Беатрис выпрямилась и села на диване, плотнее запахнув неглиже. Затем она положила ладонь на диван рядом с собой:
— Сядьте здесь. То, что я собираюсь сказать, предназначено только для ваших ушей.
Герцог поднялся, но вместо того, чтобы сесть на диван, подошел к камину и некоторое время молча смотрел на языки пламени. Затем он обернулся:
— Леди Рексхэм… Мне кажется, что нам с вами не стоит начинать этот разговор. Вы — гостья моей мачехи, и мне бы совсем не хотелось, чтобы наши политические разногласия испортили бы вам удовольствие от пребывания в замке.
Беатрис рассмеялась:
— Так вы решили, что я хочу поговорить о политике?
— Именно так, миледи. Но уверяю вас: я — впрочем, как и многие мои соотечественники, — прекрасно осведомлен о политических убеждениях маркиза Северна.
— Вы казались мне более прозорливым… — вздохнула Беатрис. — Но маркиз не имеет ни малейшего отношения к предмету нашей беседы!
— Я склонен придерживаться противоположного мнения, — медленно и многозначительно проговорил герцог.
Беатрис опустила голову, и ее золотистые локоны заискрились отблесками пламени.
— А что, если я скажу… что меня и маркиза больше ничего не связывает?
— Без сомнения, я верю вам, но не кажется ли вам, что вы поступаете не слишком разумно, так поспешно принимая подобные решения?
— Не слишком разумно?
— Именно, миледи. Не мне вам говорить, какой властью обладает маркиз, и поверьте, мне было бы жаль любого — а тем более такую красивую и умную женщину, как вы, — по неосторожности навлекшего на себя гнев самого влиятельного человека в Англии.
— Я не боюсь его, — ответила Беатрис. — Да, раньше я считалась с его мнением, но случилось нечто такое, что изменило мою жизнь, мои мысли — изменило все! Неужели вы все еще не догадались?
Наступила тишина, но сияющие глаза Беатрис говорили гораздо больше, чем любые слова. Герцог снова сел в кресло у камина.
— Сожалею, миледи, но головоломки никогда не были моим коньком.
— О, дурачок, мой дорогой, милый глупыш… — наконец прошептала она, и в ее глазах зажегся огонь страсти. — Ты хочешь, чтобы я пренебрегла всеми приличиями и говорила яснее?
Герцог молчал. Леди Рексхэм подошла и встала перед его креслом. Она была ослепительно прекрасна.
— Я люблю тебя. Ты вынудил меня произнести эти слова, так слушай, я могу повторить их снова: я люблю тебя, Эван…
Она замолкла; ее грудь вздымалась и опускалась под тонким кружевом, а губы дрожали. Герцог по- прежнему молча смотрел на языки пламени.
— Ты… так ничего и не ответишь мне? — наконец спросила она. — О, мой дорогой, неужели ты не видишь, не замечаешь, что со мной происходит? Я влюбилась… Я и представить не могла, что такое любовь, но теперь… теперь мы с тобой будем счастливы… мы будем очень счастливы…
Она опустилась на колени.
— Вы ошибаетесь! — внезапно сказал герцог.
— Ошибаюсь?! — воскликнула Беатрис. — Никогда я не была так уверена в своих чувствах, как сейчас. Мой любимый, неужели ты испугался… испугался маркиза? Клянусь, он ничего не узнает… Тебе нечего бояться! Он ничего нам не сделает, слышишь? Ничего! И… я смогу защитить тебя от твоих врагов… Ты даже не знаешь, кто тебе угрожает, но я… я знаю все! И я помогу, помогу тебе! Послушай: твой брат, Нейл, замышляет против тебя… — Она говорила торопливо и отрывисто, а ее лицо горело лихорадочным огнем.
— Довольно!
Слова герцога прозвучали как приказ. Он встал с кресла, схватил Беатрис за запястье и силой заставил ее подняться с колен.
— Поймите, у меня нет ни малейшего желания выслушивать то, что вы собираетесь мне рассказать, — сурово сказал он. — Это касается только меня и моей семьи. Все то, что было сказано в этой комнате, с этого мгновения будет забыто навсегда. Вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Позвольте я позову служанку, она вас проводит.
Он отпустил ее руки. Беатрис несколько мгновений смотрела на герцога в немом изумлении, а затем едва слышно проговорила:
— Как же… этого не может быть… неужели ты… ты не хочешь меня?
Сомнение в ее словах было настолько искренним, что лицо герцога смягчилось, и он ответил в своей обычной, невозмутимой манере:
— Я повторюсь, миледи: все, о чем мы говорили, должно быть забыто — и забыто навсегда.
Глаза Беатрис погасли и потемнели, а тело напряглось, словно у дикой кошки, готовящейся отразить удар.
— Ты… дерзкий дикарь!
В этот момент послышался стук в дверь, оба обернулись, и в следующее мгновение в комнату, не дожидаясь разрешения, вошел лорд Нейл. Его лицо было искажено от ярости, а в глазах полыхал гневный огонь. Не говоря ни слова, он стоял в дверном проеме и смотрел на Беатрис.
— Ты что-то хотел, Нейл? — наконец спросил герцог.
— Нет!
Лорд Нейл медленно двинулся в сторону Беатрис. За неторопливостью его движений угадывалась с трудом сдерживаемая ярость, но леди Рексхэм давно научилась справляться с такими мужчинами. Как только он подошел достаточно близко, она протянула к нему руки и радостно воскликнула:
— О, Нейл! Слава богу, ты пришел! Прошу тебя, забери меня отсюда, скорее забери меня прочь!
Она прижалась к нему всем телом, и Нейл почти неосознанно обнял ее за талию.
— Что все это значит? — начал было он, но Беатрис мягко закрыла ему рот рукой.
— Ничего не спрашивай сейчас, — прошептала она. — Я все объясню позже, а сейчас, прошу, забери меня отсюда.
Он ощущал податливое тепло ее тела, и его объятия стали еще крепче, а лицо немного смягчилось.
— Леди Рексхэм неважно себя почувствовала, — сказал герцог. — Ей необходимо лечь в постель. Проводи миледи до ее покоев, Нейл.
— С тобой мы разберемся позже, — прорычал Нейл и, повернувшись к Беатрис, спросил совершенно другим тоном: — Вы в состоянии идти, миледи, или мне отнести вас на руках?
— Я могу идти сама, дай мне только опереться на твою руку.
