короле Кофетуа и нищей девушке.
Все, что она доставала из гардероба, было изношено и почти превратилось в лохмотья.
Более или менее прилично выглядели платье матери и ее же шляпа, украшенная цветами и страусовыми перьями.
Эйлида решила убрать со шляпы и то и другое, предназначавшееся для того, чтобы произвести впечатление на кредиторов. Должна же она была хоть как-то поддержать собственную храбрость, и хоть выглядело это фантастично, однако отчасти помогло.
В единственный маленький чемодан уложила она те свои вещи, которыми еще можно было пользоваться, кое-что из вещей матери и наконец подготовилась к отъезду в Лондон вместе с Дэвидом.
По любому другому поводу Эйлида рада была бы проехаться в удобном экипаже, запряженном отличными лошадьми.
Но она прощалась с прошлым и уезжала в неизвестное и мрачное будущее, совершенно непредсказуемое, — во всяком случае, она так считала.
Она только и твердила себе снова и снова, что ненавидит человека, за которого выходит замуж.
Казалось бы, она должна испытывать к нему благодарность — ведь он избавил Дэвида от тюрьмы… и тем не менее душа Эйлиды не принимала Уинтона.
Что касается Дэвида, то он неудержимо радовался предстоящей поездке в Ирландию.
— Мне и раньше говорили, что там можно найти самых лучших лошадей, — сказал он сестре. — Если бы ты сосчитала, сколько раз за последнее время лошади, выращенные в Ирландии, выигрывали классические скачки, ты признала бы, что я прав.
Всю дорогу Дэвид вел беседу о лошадях, и только когда они почти добрались до Беркли-сквер, где, как было известно Эйлиде, мистер Уинтон нанял дом, Дэвид обратился к сестре:
— Не унывай, старушка! В конце концов Уинтон — красивый малый и отличный наездник!
— Пытаюсь припомнить все свои молитвы, — еле слышно ответила ему Эйлида.
— Ну так подумай, когда выпьешь сегодня вечером шампанского, а потом уляжешься в удобную постель, что в противном случае я валялся бы на сыром и грязном тюремном полу и по мне бегали бы крысы.
— Пожалуйста, не надо так говорить! — попросила Эйлида. — Это невыносимо!
— Согласен с тобой, я бы тоже этого не вынес, — сказал Дэвид, — и, по правде говоря, мы оба в большом Долгу перед Уинтоном… долгу благодарности.
Эйлида поняла, что брат в иносказательной форме дает ей совет, как вести себя с будущим мужем. Она достаточно хорошо знала Дэвида, чтобы понять его опасения: как бы мистер Уинтон не переменил свои планы, если она сделает что-то не так. Тогда они с братом пострадают оба.
— Я благодарна, Дэвид, — очень тихо заговорила она. — Вся беда в том, что я ни за кого не хочу выходить замуж.
— Ты несешь чепуху! — возразил Дэвид. — Разумеется, ты должна выйти замуж. Если бы мама была жива, а папа не потерял все свои деньги, ты начала бы выезжать как дебютантка и, несомненно, вышла бы замуж к этому времени.
Дэвиду, вероятно, хотелось по возможности изобразить происшедшее в лучшем свете, потому что он продолжал:
— Теперь тебя как замужнюю женщину станут приглашать на все балы и приемы. Ты очень хорошенько и будешь иметь огромный успех, десятки поклонников, домогающихся твоей благосклонности.
Эйлида подумала, что если эти поклонники будут похожи на сэра Мортимера Шаттла, то они ей ни к чему.
Дэвид догадался, о чем она думает, и добавил:
— Забудь о Шаттле! Он хам и выскочка! Найдется немало порядочных мужчин, достойных любить тебя, и это доставит тебе радость.
Но Эйлида про себя решила, что вряд пи можно считать порядочным мужчину, который любит чужую жену. Впрочем, она, видно, рассуждает по старинке.
Судя по рассказам Дэвида, его приятели по клубу «Уайтс» ухаживали не только за актрисами и куртизанками, но и за красивыми, утонченными замужними леди. Подобный стиль был принят при дворе принца-регента.
Даже в деревне поблизости от Блэйк-холла шептались о женитьбе принца на миссис Фицгерберт и о том, что он снова влюбился — на этот раз в леди Гертфорд.
Эйлида, правда, не особенно прислушивалась к таким разговорам, ее это не занимало. А теперь, после слов Дэвида, у нее отпало всякое желание, чтобы за ней самой кто-то ухаживал.
Брат, наверное, посмеялся бы над ней, но она считала падением неверность человеку, с которым состоишь в браке.
Дэвид остановил лошадей возле пышно разросшегося сада перед домом, весьма импозантным на вид. Но Эйлида прежде всего залюбовалась деревьями и цветами в саду. Ей подумалось, что по крайней мере утешительно обнаружить маленький островок сельской природы в самом центре Лондона.
Лакеи в белых париках расстелили красную ковровую дорожку по ступенькам крыльца и по мостовой.
Дэвид бросил поводья груму и первым вышел из экипажа, чтобы помочь спуститься сестре.
— Не унывай, старушка! — повторил он, и Эйлида улыбнулась, припомнив, как сама подбадривала его перед встречей с кредиторами.
Она постаралась неторопливо и с достоинством подняться по ступенькам в холл.
Седовласый дворецкий проводил их, как вначале полагала Эйлида, в гостиную.
На самом деле они оказались в уставленной книгами библиотеке, открытые окна которой выходили в маленький садик позади дома.
Доран Уинтон встал из-за письменного стола и с улыбкой подошел к ним.
— Очень рад видеть вас обоих, — сказал он. — Надеюсь, поездка была не слишком утомительной?
— Ничуть, — отвечал граф. — Скажите, мог ли бы один из ваших грумов доставить фаэтон и лошадей в конюшни лорда Персиваля на Хилл-стрит?
— Конечно, — ответил Уинтон.
Он отдал распоряжение дворецкому, а потом, как только Эйлида уселась в Кресло, подошел к подносу для напитков на угловом столике и предложил:
— Я полагаю, вам стоит освежиться после вашего путешествия, а потом, я думаю, Эйлида поднимется наверх.
Он налил шампанское в три бокала.
Эйлида вдруг почувствовала себя ослабевшей и решилась выпить глоток-другой, в то время как Дэвид беседовал с Уинтоном о приготовлениях к поездке в Ирландию.
Она не прислушивалась к их беседе, просто сидела и думала о том, как было бы чудесно, если бы библиотека в Блэйк-холле выглядела так же, как эта. Она с первого взгляда заметила, что здесь много совершенно новых книг, и понадеялась, что у нее найдется возможность почитать их.
Годы прошли, казалось ей, с тех пор, как она держала в руках только что изданную книгу. Если ей придется, как полагает Дэвид, бывать в свете, она, пожалуй, произведет впечатление женщины необразованной и глуповатой.
Дома она не могла себе позволить выписывать газету и не покупала ни одной после смерти отца. Жена викария давала ей почитать газеты и журналы, в которых писали о лондонских приемах и помещали заметки о некоторых известных красавицах.
Эйлида читала все это, читала она и книги в библиотеке, потому что жила одна и поговорить ей было не с кем. Теперь она должна читать много и быстро, если хочет участвовать в разговорах с приятелями мужа. Достаточно неприятно сознавать, что ты невежественна, но еще неприятнее, если те, с кем ты общаешься, сочтут тебя не только невежественной, но и неумной.
К ней подошел мистер Уинтон.
