Мисс Шарне отвела взгляд.
— А что, разве я похожа на ту, которая способна не замечать, какие щедрые подарки преподносит ей судьба? Как можно не оценить такого неотразимого и талантливого человека? — разрумянившись, ехидно спросила она.
— Что же, не стану обременять тебя. Спокойной ночи и хороших снов, Симона!
Он поднялся и принялся убирать со стола.
Девушка сидела в кресле как изваяние, не сводя с него взгляда. На ужин Бенджамин переоделся в джинсы и кремовую рубашку, и теперь казался особенно стройным и обворожительным. В двадцать три года он поднял мятеж против семьи, наследства, династической традиции, подумала мисс Шарне, так стоит ли удивляться, что он после всего этого в глубине своего сердца остается неприкаянным одиночкой?
— Симона!
Она вздрогнула. Бенджамин стоял напротив и смотрел ей в лицо. Судорожно сглотнув, она попыталась взять себя в руки. Я пожалею об этом, с тоской подумала она, но не больше, чем о разлуке с ним. Так пусть уж если это и произойдет, то по моей воле и на моих условиях!
Бенджамин все понял и на мгновение онемел.
— Ты уверена? — вырвалось у него.
— Я ни в чем никогда не была так уверена.
8
— Симона… Симона Шарне! — тихо подал голос в темноте Бенджамин.
— Почему ты никогда не зовешь меня Си, как Антуан или мои друзья? — шепотом спросила она.
Горел ночник, и оба они, обнявшись, совершенно нагие, лежали под одеялом.
— Мне нравится полное имя Симона, старомодное и милое. Как там чувствует себя твоя рука?
— Хорошо, насколько это вообще возможно!
— На этот раз все у нас было не так стихийно и безудержно, но не менее чудесно, — улыбнулся он, и Симона почувствовала, как ее снова захлестывает волна желания. — На этот раз нам даже есть что сказать друг другу.
— Все было восхитительно! — прошептала она, прижавшись к его плечу.
Рука Бенджамина легла на ее бедро.
— Если так, я готов повторить все снова, — пробормотал он, целуя ее волосы. — Ты не против?
— Разве ты не чувствуешь? Как я могу быть против?
Она придвинулась к нему так, чтобы он почувствовал ее груди, и принялась целовать его лицо, шею, плечи.
— Я изнемогаю от желания, — призналась она. — Странно, но в эти мгновения я даже забываю о сломанной руке!..
Она подняла синие глаза и улыбнулась. Бенджамин коснулся губами ее сосков, и розовые бутоны напряглись. Симона со вздохом наслаждения закрыла глаза и откинула голову.
— Бенджамин! — пробормотала она. — Боже, Бен! Я сейчас умру!.. Это слишком!..
Он со стоном опустил тело, одним мощным ударом проник в нее, и оба они слились в едином неудержимом ритме. Дыхание их становилось все более частым и прерывистым, пока Симона не выгнулась с криком, а потом судорога наслаждения пронзила их, лишив сознания и слуха.
И снова они лежали в объятиях друг друга, и Бенджамин, гладя ее по волосам, говорил:
— Я был не прав… Насчет стихийности и безудержности. Беру свои слова обратно!
Симона приподняла голову и попыталась улыбнуться.
— Ты был великолепен, Бенджамин Рок! — сказала она, дуя ему в ухо. — Не пройдя через это, я бы не поверила, что такое вообще возможно!
— Нам нужно поговорить, — сказал Бенджамин.
Было влажное, душное утро, и они ехали в машине обратно. Проснулись они только после завтрака, а потому вынуждены были бегом собирать вещи, чтобы успеть освободить коттеджи к заезду новых гостей.
— Не надо! — порывисто сказала Симона и поймала его руку, лежавшую на рычаге переключателя скоростей. — Все уже сказано, Бен!
— Нет, не все! Если ты думаешь, что я способен вот так запросто помахать тебе рукой и со спокойным сердцем отчалить к черту на кулички, то ты глубоко заблуждаешься!
Симона покосилась на него и заметила, что рот у него сжался в тонкую полоску.
— Ты все хочешь испортить, да?
— Черт возьми, что ты имеешь в виду?
— Мне казалось, что вчера вечером мы расставили все точки над «i».
— А потом была ночь, а за нею утро, когда я вымыл тебя в ванной, причесал, вытер насухо, одел и собрал в дорогу…
Симона прикусила губу, вспомнив блаженное ощущение тепла и защищенности, которое дарили ей руки Бенджамина. Увы, здравый смысл подсказывал ей совсем другое, и она тихо, но твердо сказала:
— Бенджамин, ты же не хуже меня знаешь, что у нас ничего не сложится. Я для тебя слишком… как бы это сказать?
— Догматична? — сухо предположил он, и Симона вздрогнула, но нашла в себе силы холодно ответить:
— Если тебе угодно, то да. А ты для меня слишком независим. Что отсюда следует?
— Что угодно, но только не вывод о том, что на этом основании нам следует порвать всяческие отношения!
— А что ты можешь предложить взамен? Раз или два в год встречаться и мучить друг друга взаимными претензиями и несбыточными мечтами?
Бенджамин, глядя в сторону, тихо выругался.
— Пойми же, мой милый, — с отчаянием сказала она, — кто-то из нас захочет настоять на своем, и все наше счастье полетит под откос. Именно поэтому лучше разойтись сейчас — и разойтись раз и навсегда. Для меня ты останешься моей несбыточной, но прекрасной мечтой наяву, да и ты обо мне, надеюсь, сохранишь не самые плохие воспоминания…
— Ты все сказала? — спросил он, не сводя глаз с дороги.
— Да.
— Итак, — негромко подытожил он, — лично ты предполагаешь с сегодняшнего дня вернуться к той жизни, которую вела до нашей встречи?
— Не совсем. В моей жизни не останется брата, точнее, мои отношения с ним перейдут в иное качество. Скорее всего, мне придется с ним разъехаться, чтобы он имел возможность строить новую жизнь без оглядки на меня. Но я совершенно точно знаю, что никогда не оставлю мой дом. Как и прежде, я буду учить детишек, а еще ходить под парусом, перебирать клавиши на стареньком рояле… В общем, буду радоваться жизни, так что можешь обо мне не беспокоиться!
Бенджамин сумрачно смотрел вперед, на дорогу.
— Мистер Рок!.. — тихо позвала она и подбадривающе улыбнулась.
Он бросил взгляд на нее — божественно красивую, с длинными распушенными каштановыми волосами, в которых навсегда, казалось, поселились солнечные рыжеватые блики, с ясными синими глазами, нервно сжатыми губами, которые еще этой ночью были такими послушными и мягкими…
— Можно я буду писать тебе письма? — он нежно сжал ее руку.
— Как тебе угодно… Только не обещаю, что стану отвечать.
Так они и расстались.
В доме их уже ждали Антуан и Эллен. Они явно изнемогали от любопытства, но, уловив напряжение, повисшее между Симоной и Бенджамином, не осмелились задать ни одного вопроса.
