то напрасно. Я отношусь к тем, кто быстро принимает решения и говорит, что думает!
Томас так долго молчал, что она заволновалась, что выставила себя перед ним в невыгодном свете.
— Дайана, а ты не торопишь события? — наконец осторожно произнес он.
— Разве? Да ты же не можешь от меня рук оторвать, милый Том. — Аргумент, похоже, подействовал, и Дайана продолжила: — Подумай о твоем душевном равновесии, о хорошем настроении. Я могла бы оказать на вас целебное воздействие, мистер Элиот, — добавила она шутливо, заметив насмешливые огоньки в его зеленоватых глазах.
— Мне кажется, все это должен был бы говорить я, Дайана…
— Почему? Ну почему мужчины считают, что инициатива во всем и всегда должна исходить от них?
— Дайана, ты меня убедила, — произнес он с хрипотцой в голосе. — Время разговоров действительно прошло. — И, опустив голову, он начал жадно целовать ее…
Одна-единственная лампа освещала ее кремовую с голубым спальню. Она стояла перед ним в крошечных шелковых трусиках, положив руки ему на плечи. Оба молчали — слова казались теперь ненужными, бесполезными. Он ласкал ее полные, белые с розовыми сосками груди, потом руки его скользнули вниз, на тонкую талию, затем на бедра. Томас просунул ладонь под резинку ее трусиков и провел кончиками пальцев по ее животу так, что она задрожала.
— Том, — прошептала Дайана, впиваясь ногтями в его кожу. — Я сейчас умру!
— О нет, только не это! — шутливо отозвался Томас, подхватывая ее на руки и направляясь со своей драгоценной ношей к кровати.
Бережно опустив ее на постель, он замер, любуясь ее совершенным телом. Но и сам Том, с точки зрения Дайаны, был достоин не меньшего восхищения. Впервые увидев его обнаженным, она почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Мощные плечи и широкая грудь переходили в тонкую талию. Ноги были длинными и мускулистыми, а кожа — гладкой, лишь на груди и ногах виднелись золотистые волоски…
И вот этот мужчина, желаннее которого, казалось, не было во всем мире, вдруг резко склонился к ней. В его движениях была порывистость еле сдерживаемой страсти, а в зеленоватых глазах светилось обещание несказанного блаженства.
Последовавшие за этим мгновения стали для Дайаны настоящим потрясением. Разве может земной человек испытать наслаждение, ведомое, наверное, лишь небожителям? — проносилось в затуманенном мозгу женщины. Какое же это счастье — удостоиться подобной участи…
Проснулись они часа через два. Падавший сквозь окно в крыше лунный свет серебрил волосы Дайаны. Она поуютнее устроилась под одеялом, прижимаясь всем телом к Томасу и положив голову ему на грудь.
— Ты этого ожидал, Том?
— Нет. — Он с нежностью провел рукой по ее волосам.
— Нет? — переспросила Дайана с удивлением и некоторой обидой.
— Ты оказалась… — он помолчал, — еще красивее, еще нежнее, чем я себе представлял. И в тебе все равно осталась какая-то тайна. — Томас гладил ее волосы, перебирал пальцами, трогал губами. — Как шелк, — прошептал он несколько минут спустя.
Но Дайана не слышала его слов, она уже опять спала.
Тогда он полюбовался еще немного ее разметавшимися по подушке прядями, тонкими чертами лица, длинными ресницами, а потом с блаженным вздохом закрыл глаза.
Утром, лежа в постели, Дайана прислушалась к тому, что творилось внизу, в конюшне, и озадаченно произнесла:
— Это Рут. Странно, раньше она никогда не приходила сюда без приглашения. Что же случилось? Интересно. А знаешь, она оказалась еще сообразительнее, чем я предполагала.
— Почему ты так решила?
— Ну, я не очень-то хорошо о тебе отозвалась, а она со мной не согласилась.
— К тому же ты обвинила меня в том, что я пытался произвести впечатление на юную девушку.
— Но она же сказала мне, что ты роскошный мужчина, — лукаво сообщила Дайана.
— Не понимаю почему.
— Неужели? А я поняла.
Засмеявшись, он поцеловал ее в макушку.
— Я тоже понял.
Протянув руку, Дайана легонько провела пальцами по тонкому шраму на его виске — ей давно хотелось это сделать.
— Пуля, Том?
— Нет. — Он поморщился. — Шар для игры в крокет, мне тогда было лет пятнадцать.
Она рассмеялась.
— Ну вот, а я-то думала, это была опасная травма!
— Ну, если бы тебе когда-нибудь влепили таким шаром в висок, ты бы поняла, что так и есть.
— Как ты думаешь, мы можем повторить, Том? — внезапно спросила она, слегка смутившись.
— Я думал, ты никогда не попросишь, — отозвался он.
— А ты в любви не такой, как я ожидала, — произнесла Дайана через несколько минут.
— Как это?
— Я думала, ты более… сдержанный.
— Серьезное обвинение, дорогая, — насмешливо протянул он и поцеловал ее так, что у нее перехватило дыхание.
— Да, на самом деле ты… отдаешься любви целиком, — выдохнула она. — Без остатка.
— Невозможно по-другому, когда перед тобой такое совершенство. — Том нежно провел рукой по ее спине. — Ты просто произведение искусства.
— А как там мои синяки? — спросила она грустно.
Он легонько коснулся кончиками пальцев тех мест, где на матовой коже темнели кровоподтеки.
— Болят?
— Немного.
— А как ты предпочитаешь заняться любовью, Дайана?
— Я в твоей власти.
Снова полил дождь. Ранний утренний свет, бледный и тусклый, проникал в комнату, освещая беспорядок на постели, разметавшиеся по подушке волосы, их обнаженные тела.
— А вы тоже похожи на ожившую статую античного атлета, мистер Элиот. — Она поглаживала его спину и бедра. — У тебя очень красивая фигура.
— Представляешь, о чем мог думать я, едва увидев тебя?
— Да, ты мне уже говорил. — Губы ее капризно изогнулись. — Но ты хорошо скрывал свои чувства, Том. — Чуть отодвинувшись, она закинула руки за голову.
А он, опершись на локоть, посмотрел ей прямо в глаза и сказал на редкость серьезно:
— Дайана, я хочу тебя.
— Я… я тоже хочу тебя, Том, — призналась она. — Мне хочется… чтоб мы дарили счастье друг другу.
— Думаю, у нас это получилось.
Она потянулась всем телом, а он провел пальцами между ее грудей с их напрягшимися, похожими на бутоны, сосками, вниз по животу, к треугольнику светлых завитков. Внезапно Дайана закрыла ладонью его руку и спрятала лицо у него на плече, еле слышно прошептав:
— Это уже слишком, Том.
— Дайана… — Он прижался бедрами к ее лону, и в следующее мгновение им показалось, что в мире остались только они двое.
