чувствует себя неудобно из-за велосипеда и боится, что Джейн нам навязывается.
— Употреблю весь свой интеллект на решение этой проблемы, — пообещал Том. — Какие у тебя планы насчет Ровера и Джульетты?
— Никаких. Может, мне надо отдать их в хорошие руки, — всхлипнула Дайана.
— Не плачь, — нежно попросил Томас.
— Легко сказать. — Она высморкалась. — Я чувствую себя такой беспомощной.
— Дайана, ты считаешь, что я виноват? Ты думаешь, что мой отъезд и то, что потом произошло с тобой, связано между собой?
Дайана не стала делать вид, что не понимает, о чем говорит Томас. Но она винила во всем только себя — за то, что так тяжело пережила его отъезд, что не могла не впасть в отчаяние, что не рассчитала своих сил, работая так много, чтобы забыться. А теперь она, возможно, никогда уже не сядет на лошадь. Дайана чувствовала себя кораблем без мачты… Но он тут не виноват… Вздохнув, Дайана ответила:
— Нет, Том, я тебя не виню. — Она выпрямилась. — Спасибо за то, что утешал меня, за добрые слова. За игру. А еще, — Дайана лукаво улыбнулась, — спасибо за приступ твоего дурного настроения, мое самомнение и от этого повысилось.
Том продолжал сидеть и смотреть, как она неуклюже поднималась и доставала костыли. На лоб ему падала прядь волос — так, как ей нравилось.
— Дайана?
— Да, Том?
— А ведь это вполне возможно — даже с твоим гипсом.
— Наверное. Но я… Мне просто не хочется, Том. Извини.
— Ни разу? Ни разу с тех пор, как я приехал?
Щеки ее залил румянец, но все же она собралась с духом и грустно ответила:
— Не стану врать, Том, — конечно, я думала об этом. Наверное, это естественно, я же сплю все в той же постели. Но из этого ничего хорошего не получится, я просто знаю. Мне казалось, та сказка о принцессе могла бы продолжаться вечно. Но то, что осталось, — это не та Дайана, которую ты знал, к которой тебя потянуло. Теперь все по-другому.
— Неужели ты думаешь, что мне нужна принцесса?
— Да, Том.
— Почему?
Помолчав, она попыталась сообразить почему, а потом плечи ее безвольно опустились.
— Не знаю, — еле слышно прошептала она, — не знаю. Должно быть, воспоминания о несчастном случае…
Наконец-то он встал, и она вся напряглась.
— Расслабься, — с усмешкой посоветовал ей Том. — Я не собираюсь тебя трогать. Ни твоя внешность, ни этот гипс ничего не значат. Но… — он помолчал, — я ясно понял, что причиненная мной боль слишком сильна, чтобы ты смогла о ней забыть. Прости. — Он пристально всмотрелся в ее лицо. — Я как-то обещал не делать тебе хуже, а что получается? Я постоянно напоминаю тебе о случившемся, даже если ты меня и не винишь.
Дайана не смогла ответить «нет», потому что не была уверена в том, что этот ответ окажется правдой.
Томас подождал ее ответа, но напрасно, тогда губы его скривились.
— Ладно — я все понял. Как же ты справишься?
Губы ее приоткрылись, сердце забилось.
— Если ты уедешь?
Она сглотнула комок в горле.
— Наверное, родители мне помогут… Или найдут помощника… Не знаю. Но я справлюсь. Когда?..
— Завтра… Зачем откладывать?
— Незачем, — прошептала Дайана с трудом, в горле ее пересохло.
— Но пообещай мне… — Он взял ее за руку.
— Что? — В ушах ее странно зашумело, ей было трудно и слышать и говорить.
— Не сдавайся. — Том поцеловал ей руку. Спокойной ночи.
— С-спокойной ночи, — заикаясь, пробормотала она. Бог знает как, но ей удалось остановить захлестывавший ее поток отчаяния и паники. — Я всегда буду помнить о том, что ты для меня сделал.
Он улыбнулся одними губами, глаза оставались по-прежнему грустными.
— Береги себя, Дайана.
— И ты, Том! — Отвернувшись, чтобы он не увидел ее слез, она заковыляла в спальню.
Дайана не спала; мучительные мысли следовали одна за другой.
Все это время я обманывала себя. Я твердила ему: нет, толку не будет, а сама надеялась — вопреки всему. Надеялась, что он останется, будет добиваться своего. А теперь что — только ощущение потери, куда более сильное, чем когда-либо испытанное. Это даже страшнее, чем невозможность ездить верхом.
Что, если я сейчас пойду к нему и признаюсь? Скажу, что люблю его так, как никогда никого не любила. Но когда он уехал, мне было так плохо, и я не могла… Я и сейчас не могу поверить, что он меня любит… Я же не знаю, ничего не знаю и никогда не узнаю, почему он вернулся — из жалости или?..
Должно быть, на рассвете она забылась беспокойным сном. Пару часов спустя Дайана проснулась и приняла решение: прежде чем Томас уедет, она скажет ему правду, свою правду…
Но, когда она спустилась вниз, в конюшню, Джейн и Рут встретили ее печальными взглядами. Дайана все поняла.
Схватившись за дверь ближайшего стойла, она дрожащим голосом спросила:
— Уехал?
— Да. Полчаса назад он вызвал такси. Сказал, что оставил что-то для вас на своем письменном столе.
Дайана прикрыла глаза.
— Рут… принеси, пожалуйста.
— Конечно. — Через минуту она вернулась, неся папку. — Тут фотографии… ой!
Да, там были отличные фотографии — Рут за работой, сияющая Джейн верхом на Ровере, близнецы Дэвидсоны. Но больше всего там было снимков самой Дайаны.
Дайана, восседающая на своем возвышении и повелительно указывающая на что-то, решительное лицо и костыли; Дайана за работой в своем новом офисе; Дайана, смеясь, прислонилась к стойлу, а Ровер уткнулся ей мордой в плечо; Дайана с морковкой в руке перед Джульеттой; Дайана, облокотившись на загородку, наблюдает за скачущими Ровером и Джульеттой…
Закрыв папку, она обнаружила, что по щекам ее катятся слезы, и только сейчас заметила простую надпись на обложке:
— Ну почему ты позволила ему уехать, Дайана? — тихо спросила Рут. — Мне казалось, вы так подходите друг другу и он такой прекрасный человек.
— Потому что я дура, Рут, — зарыдала она. — Но я не уверена в том, что мы предназначены друг для друга.
9
— Дорогая! — возбужденно воскликнула мать Дайаны, вбегая в дом через час. — Ну почему ты его отпустила?
Она поморщилась.
— Это он тебе позвонил? — спросила Дайана, сама она так и не решилась сообщить родителям, что снова осталась одна.