Получилось вовсе не так, как Райэннон ожидала. Долгое время, которое показалось ей вечностью, Гэбриел не двигался. Он только смотрел на нее, будто проверял, понимает ли она то, что сказала. Он не заключил ее в объятия, а только слегка обхватил пальцами за плечи. А затем наклонил голову и мгновенно слегка скользнул губами по ее рту. Потом откинулся назад. У нее хватило времени пережить миг разочарования, прежде чем он повторил свое движение. На этот раз он дольше задержался на ее губах. И когда он оторвал рот, то почти в ту же минуту вернулся снова и поцеловал тверже, решительнее.
Райэннон никогда не думала, что мужской рот может быть таким мягким, таким наполняющим. Будто он хотел давать, а не брать. Будто ее рот — нечто утонченное и бесценное, требующее особой заботы и внимания. Ах, если бы ее…
Ее прежде никогда так не целовали.
Когда он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее, она могла ответить только мечтательным взглядом.
— Ты могла бы поцеловать меня в ответ, — предложил он с веселым удивлением.
Она постеснялась признаться, что не знает, как это сделать, и покраснела. Чтобы скрыть смущение, она наклонила голову и отвернулась от него. Потом высвободила пальцы из его руки и притворилась, будто ей надо поправить волосы.
— Мне пора идти, — промямлила она.
Когда он сделал шаг, она отпрянула в сторону. Но он всего лишь подошел к дивану, чтобы взять ее сумку, которую она там оставила. С загадочным выражением он вручил ей сумку.
— Я понимаю так, что у тебя на вечер еще есть дела.
— Я обещала сделать покупки в бакалее.
— У тебя есть сожитель? Тоже художник?
— Джанетт, медсестра.
— A-а, Джанетт.
Он наблюдал, как она вышла из здания и направилась к машине.
— Завтра я должен лететь в Австралию, надо побывать в нашем сиднейском офисе, — прежде чем закрыть дверь, предупредил он. — Когда вернусь, я сообщу тебе.
Хоть подышу свободно, подумала она. Но вместо облегчения чувствовала укол разочарования. Всю дорогу домой она вспоминала поцелуй. В ней оживало удивительное наслаждение и странное беспокойство, похожее на восторг. Нетерпеливые водители позади ее машины гудками напоминали, что красный свет уже сменился на зеленый. И она опять переключала сознание на вождение.
Гэбриел позвонил в конце следующей недели. В галерее как раз было затишье.
— Я вернулся только вчера вечером, — сообщил он. — Секретарь вручила мне два пригласительных билета на премьеру концерта африканских танцоров. Если ты свободна, не хочешь ли присоединиться ко мне и посмотреть представление?
— Сегодня вечером?
— Я понимаю, что времени мало. Если ты занята…
— Нет. — Она приняла решение, и голос зазвучал совсем по-другому. — Я имею в виду, что… это будет приятно. Спасибо.
— Можно позвонить тебе домой?
— Нет, встретимся здесь, — быстро возразила она. — В какое время?
— Если в семь пятнадцать? Тогда у нас будет время перекусить перед спектаклем. Может быть, мы поужинаем после него.
— Свидание? — с любопытством спросил Пери, когда она положила трубку.
— Африканские танцы.
— Предполагают, что будет хороший спектакль. Я слышал, что трудно достать билеты.
— Гэбриел получил пригласительные.
— Гэбриел Хадсон? — У Пери взлетели брови. — Что ты собираешься надеть?
— У меня нет времени заехать домой. — Она посмотрела на свою прямую бежевую юбку и светло- зеленую блузку.
— Шоколадка моя, для Гэбриела Хадсона тебе надо надеть что-нибудь особенное. — Пери неодобрительно смотрел на нее. — Почему бы тебе не слинять во время ленча и не найти себе что-нибудь сногсшибательное? И скажу тебе вот что. Почему бы нам обоим не слинять? Если отпустить тебя одну, ты выберешь что-нибудь скучное и неправильное.
Райэннон знала, что у нее скучные платья. Просто она не любила привлекать внимание.
— Нет, — отказалась она. — Я не могу этого сделать.
— Послушай, есть дюжина бутиков в двух минутах отсюда. Там мы найдем тебе нормальную вечернюю тряпку. Сколько покупателей мы упустим за эти полчаса? Одного? Может быть, двух?
В конце концов она согласилась. Хотя и не призналась, что мысль о покупке для себя «нормальной вечерней тряпки» ошеломила ее.
Пери прекрасно провел время, отвергая вещи, которым не хватало цвета или стиля. Наконец он поднял вверх большой палец. Его одобрения заслужило простое шелковое платье цвета чистой морской воды с короткой юбкой. Пери сказал, что оно «гламурное и под цвет твоих глаз». И к нему ярко-голубой атласный жакет. Последний штрих — пара темно-голубых лодочек с застежкой на боку на высоких шпильках. Несколько викторианский стиль придавал им особую пикантность.
Райэннон приняла душ в крохотной ванной, примыкавшей к ее кабинету, чуть-чуть подкрасилась, оделась и вышла.
— Клево, — оценил он и даже остался после того, как она закрыла галерею. Пери придумал предлог, будто ему надо проверить сделанную раньше резьбу. Но она подозревала, что он решил убедиться, не струсит ли она. А то, только и смотри за ней, возьмет и переоденется в будничную одежду.
— Я чувствую себя Золушкой, — пожаловалась Райэннон. — Это не я.
— Конечно, это ты. Настоящая ты. Очень привлекательная женщина. Ты слишком долго прячешь свой свет под тыквой.
— Под тыквой? — засмеялась она. — Говорят не «под тыквой», а «под мешком»!
Он усмехнулся в ответ и убрал прядку волос у нее со лба. Стук в дверь сообщил о прибытии Гэбриела. Пери опустил руку и отступил в сторону, с удовлетворением разглядывая ее.
— Впустить его?
— Спасибо. — Она деловито подхватила сумочку из бисера и атласа. Пери настоял, что ей необходима такая сумочка. В новых для себя заботах Райэннон пропустила острый взгляд и резкий кивок, которым ответил Гэбриел Пери, когда тот открыл ему дверь. Она повернулась, и ее заворожило сияющее выражение Пери.
— Теперь я оставляю тебя, Рай. Ты готова, — пробормотал он и послал ей воздушный поцелуй, направляясь к двери.
Но она не пропустила одобрительный взгляд Гэбриела, когда он оглядывал ее. И оценивающий блеск в глазах.
— Готова для меня? — спросил он.
Она кивнула, размышляя, будет ли она когда-нибудь готова для этого мужчины. В смокинге, темных брюках и ослепительно белой рубашке он выглядел красивее, чем когда-либо раньше.
— Многие зовут тебя Рай? — спросил он.
— Близкие друзья. А тебя зовет кто-нибудь Гэби?
— Только семья. Ты тоже можешь, если хочешь.
— Я не семья.
— Надо взять такси? — спросил он, задумчиво оглядев ее.
— Нет, мы легко дойдем до театра пешком.
— В этих туфлях? — Он улыбнулся, глядя на ее ноги в лодочках, застегнутых на пуговки.
Он был прав. Она не часто носила такие тонкие высокие каблуки. И ему хватило одного взгляда, чтобы заметить это. Наверное, он уже не раз сталкивался с издержками женской моды. Вновь напоминание о ее неопытности.