– Котенок, это я… Что? Да, да… Нет, через час. Какие ты хотела? Ага, хорошо. Ну, те, что в розовой бутылке, да? (Пауза, физиономия у мужика розовеет от слов, которые напевает ему в трубку невидимый котенок.) Я тебя тоже…
Ну и кто кого обманывает? Глядя на эту пару, я пыталась представить их отношения. Любила ли она его, выходя за него замуж, или это был брак из-за финансов? А он? Наверное, любил. И что же случилось? Молодая красивая жена. И любовница. Тоже, надо полагать, молодая и красивая. Обеим нужны деньги. А ему что надо? И к чему это гнусное выражение лица? Смешон, ей-богу, смешон… Может, Наташка права и все они одинаковые? И надо им всем одно. Нет, не выйду замуж. Никогда не выйду. Пусть будут любовники, пусть будут романы. Но не больше. Стоит ли выносить свое сердце на тарелочке какому-то мачо, чтобы потом узнать, что он украдкой названивает «котятам» и «рыбкам» и покупает им духи в розовой бутылочке?
На бутылочке мои рассуждения закончились – вернулась Наташка. Честно говоря, я ожидала увидеть в ее руках несколько больших пакетов, доверху наполненных покупками. Но у нее в руках был один скромный пакетик.
– Что-то ты негусто отоварилась, – заметила я.
– Были бы деньги, – вздохнула Наташка. – Но я присмотрела то, что хочу.
– На случай, если появятся деньги?
– На случай, если появится тот, кто захочет мне это купить, – объяснила она, рассматривая новую коробочку теней.
– Удачи, – пожелала я.
В самолете Наташка немного занервничала. На вопрос «почему» тихо ответила:
– Я всего один раз летала…
Мне тут же вспомнились ее басни о том, как она ездила отдыхать в Италию, в Болгарию, как куражилась в Питере. Ясно, все это было именно баснями. Потому как если в Питер добраться на поезде еще можно, то в Рим вряд ли. Взглянув мне в лицо, она отвела глаза и сделала вид, что занята какой-то ниточкой на рукаве кофты. Я же не стала акцентировать на этом внимание. А могла бы…
Добравшись до своих мест, мы, наконец, уселись. Наташка села у окна, я посередине, Ганс у прохода. Наташка сразу пристегнулась. Ганс посоветовал ей проверить, на месте ли парашют. Она, приняв это за чистую монету, полезла рукой под сиденье. И, не обнаружив его там, рассеянно сказала:
– Нету…
– Вы спросить у стюардессы, – посоветовал Ганс.
Она уже открыла рот, чтобы позвать девушку в синей форме, но потом взглянула на меня обиженно и серьезно.
– Ну, пошутил. – Я развела руками. – Он такой шутник!
За время полета Наташка мне изрядно надоела. Я и представить себе не могла, что она такая назойливая! Во-первых, ей никак не сиделось на месте. Раз пять она выходила в туалет. А так как сидела у окна, каждый раз лезла через меня. Ганс кряхтел, как старуха, и бубнил что-то себе под нос. Во-вторых, ей каждые полчаса что-то было нужно. То ей хотелось попить, то ей было душно, а кондиционер над ее креслом не работал. То она интересовалась, а нет ли на борту журнала мод. Через два часа полета она стала то и дело спрашивать стюардессу о времени прибытия в Эфиопию. Та, изображая улыбку, повторяла: «Прибудем по расписанию» – и напрочь отказывалась назвать час… Когда самолет коснулся земли, мне захотелось вскочить и убежать. И я впервые в жизни вскочила с места, как только нас попросили «оставаться на своих местах до полной остановки самолета».
Подали трап, подрулил автобус. Народ посыпал наружу, тут же запиликали телефоны. На лестнице Наташка замешкалась, и, когда я увидела почему, чуть не отвесила ей подзатыльник. Она включала телефон!
– На кой он тебе? – разозлилась я, так как застряла за ней, а сзади меня уже пихал сумкой в спину Ганс.
– Как зачем? – удивилась она и тут же обратилась к какой-то даме: – Женщина, ну вы смотрите, куда прете!
Что ответила женщина, я не слышала. Схватила Наташку за руку, потащила ее к автобусу. Ганс, вздыхая и кряхтя, шел за нами.
– Оставь телефон, – попросила я. – Перебирай ногами! Можно подумать, тебе сейчас же начнут названивать!
– А может, и начнут, – сказала Наташка, продолжая возиться с аппаратом.
– Дайте сюда, – вмешался Гнас и вырвал телефон у нее из рук. – Получите в отель. И молчать!
– Придурок… – пробубнила Наташка, но притихла.
Оказавшись в здании аэропорта, мы растерялись. Здесь не было очереди. Здесь была одна большая толчея.
– Идите за мной, – скомандовал Ганс, и мы засеменили за ним.
– Ой, тут одни негры, – удивленно сказала Наташка, крутя головой по сторонам.
Мы с Гансом посмотрели на нее и ничего не сказали. Ни у него, ни у меня слов не было.
Протолкались через толпу довольно несвежих и весьма загадочно одетых товарищей, прорвались к паспортному контролю. Наташка пребывала в состоянии некой прострации и, по-моему, очень плохо соображала. А потому мне приходилось ее постоянно подталкивать, дергать за рукав кофточки, на что она сильно злилась.
– Осторожно, затяжку сделаешь! – возмущалась она, высвобождая руку.
– А ты не стой как истукан! – злилась я.
Паспортный контроль проходили долго, хотя и стояли в первых рядах. Сначала оказалось, что в очереди, куда мы встали, обслуживали только беженцев из Сомали. Тогда Ганс начал возмущаться, и нас перевели в другую очередь. В другой очереди начали возмущаться те, которые стояли впереди нас и после нашего появления оказались сзади. Ганс на них цыкнул, и, как ни странно, это подействовало. Когда, наконец, наша очередь подошла, нас с Наташкой ожидал приятный сюрприз. Оказалось, что граждан России здесь любят и уважают, чем не мог похвастаться Ганс.
– Ну, хоть где-то нас любят, – улыбнулась Наташка.
– Я бы предпочла, чтобы нас так любили в Европе, – заметила я, спокойно отреагировав на комплименты пограничника в помятом кителе.
После паспортного контроля мы получали багаж. Так как на табло, висящих над транспортерной лентой, ничего не указывалось, мы метались между тремя лентами в поисках чемоданов. А когда их получили, с трудом узнали. Где их валяли и кто по ним топал, можно было только гадать.
Перед выходом на улицу нас заставили показать содержимое багажа какой-то пышной даме. Непонятно почему, но больше всего ее привлек чемодан Наташки. Перерыв все вверх дном, она вытащила фен и заявила, что за него придется платить пошлину.
– Нет, это кошмар какой-то! – возмутилась Наташка, а я ее поддержала.
– Заберите его себе, – сказал Ганс, протягивая фен даме. – Он нам не нужен.
– Как это – не нужен? – Наташка раскалилась как самовар.
– Я вам другой купить, – успокоил ее Ганс. – Идите!
Оставив фен, мы вышли на улицу.
– Что-то я вас не поняла, – обратилась я к Гансу, который, сражаясь с ветром, пытался прикурить сигарету. – Зачем вы ей фен отдали?
– Потому что эта женщина будет три часа говорить ерунда, – объяснил он. – И просить столько, что проще купить новый фен.
На стоянке, куда мы попали, толкался народ. Женщины, на удивление, оказались одеты довольно однообразно – все были укутаны в какие-то белые шали и бесформенные юбки. У некоторых из-под юбок проглядывали штаны. Мужчины предпочитали полотенца. Причем в полоску. И почти все были в сланцах.
Наташка окинула беглым взглядом стоянку, сказала:
– Что-то я сомневаюсь, что тут есть магазины…
Я сделала вид, что не расслышала ее слова, и обратилась к Гансу:
