вдруг испугалась. Любит ли она Андрея? Впервые за все время она вдруг засомневалась в себе. В последнее время события развивались так стремительно, что она не имела возможности спокойно все обдумать. А вдруг она все придумала и Андрея на самом деле не любит? Что тогда? Или все же любит? От таких мыслей голова стала болеть по-настоящему. Усилием воли она старалась отогнать сомнения, но как- то не получалось.
Несколько раз к ней в комнату стучалась Елена Дмитриевна, предлагая помощь. Один раз подошел Александр Иванович, внесся еще больший сумбур в ее мысли. Незаметно пришел вечер. Скрываться дольше было нельзя, и Наташе пришлось выйти из своего убежища.
— Как ты себя чувствуешь, Наташенька? — озабоченно спросила Елена Дмитриевна.
— Спасибо, Елена Дмитриевна, уже хорошо.
Сидевший за столом Александр Иванович внимательно посмотрел на Наташу. От его взгляда не укрылась перемена в ее состоянии.
— Что-то ты бледненькая, — продолжала беспокоиться Елена Дмитриевна. — Сходила бы прогулялась. Сашенька, сходите вместе, Наташе это было бы на пользу…
— Не возражаете, Наташа? — обратился к девушке Шубин.
— Нет, давайте пройдемся немного…
Выйдя из калитки, они направились в сторону пруда. У берега были построены мостки, рядом покачивались на воде две лодки.
Наташа остановилась, задумчиво глядя на воду.
— Прокатимся? — предложил Александр Иванович, показывая на лодку.
— Давайте, — согласилась Наташа.
Александр Иванович первым прошел по мосткам и, спустившись в лодку, подал Наташе руку. Опершись на нее, она легко спрыгнула, но, как ни осторожничала Наташа, лодка все же немного качнулась.
Машинально Наташа ухватилась за плечи Александра Ивановича. Он удержал ее. Однако несколько сильнее, чем это было необходимо, придержал ее за талию. Оба несколько смущенно засмеялись. Шубин усадил Наташу на скамеечку и, взяв весла, оттолкнулся от мостков. Плыли молча. В вечерней тишине был слышен только плеск весел и кваканье лягушек.
— Хорошо как! — первой заговорила Наташа. — Слышите, как лягушки квакают?
— Что? А, ну да — лягушки… — рассеянно отозвался Шубин.
— О чем вы задумались? — спросила Наташа.
— Очень давно, когда я еще был молодой, я любил кататься на лодке. Хотелось уплыть куда-то далеко-далеко… Увидеть новые места, новых людей…
— Я вас понимаю — мне иногда тоже хочется так сделать…
— Мы с вами похожи… — тихо сказал Александр Иванович.
Они немного помолчали.
— Скажите, — спросила Наташа, — если бы вы не стали художником, чем бы вы тогда занимались?
— Не знаю, Наташенька, не знаю… — после небольшой паузы ответил Шубин. — Я с детства понимал — только рисование, поэтому о других профессиях просто не думал.
Он замолчал, и некоторое время они молча плыли по темной воде.
— А сейчас о чем вы думаете, Александр Иванович? — весело спросила Наташа.
— О вас… — неожиданно ответил он.
— Обо мне? — удивилась Наташа. — А что вы обо мне думаете?
— Вы очень красивая, Наташа, — серьезно сказал Шубин. И, помолчав, добавил: — Очень…
— Спасибо за комплимент, — смутилась Наташа.
— Это не комплимент. Я давно хотел вам сказать… — торопливо заговорил Александр Иванович. — С того момента, как я вас увидел тогда первый раз, со мной что-то произошло…
— Вы это о чем? — не поняла Наташа.
— Вы мне нравитесь… — тихо сказал Шубин.
— Подождите, подождите, — встревожилась Наташа. — Вы это серьезно? Или шутите?
— Я не шучу… А что вы об этом думаете, Наташа?
Наташа молча смотрела на него, не зная, как ответить. Положение ее было двусмысленным, она чувствовала себя неловко. И зачем только она согласилась на эту прогулку?!
— Ой, смотрите, кувшинки! — искусственно громко воскликнула Наташа.
— Хотите, сорву?
И он направил лодку прямо к цветам, белеющим на темной воде. Немного наклонившись, стал рвать мокрые, пахнущие тиной водяные цветы.
— Спасибо… — поблагодарила Наташа.
— Вам не холодно? — участливо спросил Александр Иванович.
— Нет, поплывем дальше…
Оба молчали, не зная, о чем говорить. Только плеск весел и кваканье лягушек нарушали тишину…
Вернувшись к мосткам, художник поднялся первым. Наташа аккуратно вышла из лодки, и ей вновь показалось, что, помогая ей подняться, он намеренно крепко прижал ее к себе.
Оказавшись в своей комнате, Наташа поставила кувшинки в воду. Затем, открыв настежь окно, долго сидела возле него, прислушиваясь к доносившемуся издалека шуму поездов. Ночь была удивительно теплой.
…Наутро кувшинки поникли…
Глава 21
Через неделю как-то незаметно растаяла весенняя дымка. Зелень стала ярче, в июньской жаре растворился май.
На кухне Елена Дмитриевна пекла к завтраку блинчики. За этим занятием и застала ее Наташа.
— Доброе утро, Елена Дмитриевна! — поздоровалась она. — Блинчики печете?
— Доброе утро, Наташенька. Пеку вот. Как спалось, дружочек?
— Спасибо, как всегда — замечательно, — улыбнулась Наташа. — Здесь вообще хорошо спится. Чем помочь?
— Поищи, дружочек, варенье в буфете, — попросила Елена Дмитриевна. — К блинчикам оно очень подойдет.
Наташа прошла в гостиную и, открыв скрипучую дверцу буфета, стала искать варенье. У самой задней стенки она нашла несколько маленьких баночек, закрытых сверху бумагой и перевязанных веревочкой. Взяв две, Наташа собралась уже закрыть дверцы, как вдруг услышала у себя за спиной шаги. Обернувшись, она увидела стоявшего в дверном проеме Шубина. Он был одет в спортивный костюм, а на шее висело влажное полотенце — видимо, он только что вышел из ванны.
— Доброе утро, Наташенька, — поздоровался Александр Иванович.
— Здравствуйте… — еле слышно пробормотала она.
Смутившись, Наташа схватила варенье и выскользнула из комнаты.
— Нашла? — спросила Елена Дмитриевна.
— Да, только не знаю, что именно, — ответила Наташа, ставя баночки на стол.
— Давай посмотрим.
Елена Дмитриевна открыла первую банку и зачерпнула ложкой темную, тягучую массу.
— Черника, — сказала она, облизывая ложку. — То, что надо.
Во второй банке оказалось малиновое варенье. Наташа разложила его в вазочки и поставила на стол.
— А где Вера Федоровна? — спросила она.
