– Значит призрак Солы на самом деле не ее душа?
Гвен развела руки.
– Не могу сказать. Но душа это была или сон, я думаю, сейчас она освободилась и улетела на небо.
– Все равно, – размышлял Род, – не помешает пригласить на обед отца Боквилву. – Он разбирается в компьютерах, и у него всегда с собой святая вода.
Далеко где-то послышались отголоски хриплого мужского смеха, но эхо постепенно стихло. Наступила тишина.
– Все чисто? – негромко спросила Гвен.
Магнус нахмурился, подошел к креслу Фокскорта и прочно взялся руками за подлокотники. Немного погодя он кивнул.
– Ни следа не осталось, ни от него, ни от застарелого страха и тревоги.
И неожиданно Сола оказалась с ними, светящаяся в темноте, дрожащая, живая и еще более прекрасная, чем всегда.
– Сделано, ты поработал прекрасно!
Магнус только очарованно смотрел на девушку.
Поэтому вопрос задала Корделия:
– Злой лорд бежал?
– Да, навсегда, – Сола повернулась к ней, светясь не только физически. – Фокскорт понял, что над ним вечно будут смеяться, если он посмеет задержаться здесь, поэтому он убежал в другой мир, уверенный, что там ему хуже не будет.
Род спросил:
– Разве ему никогда не рассказывали об адских огнях и сере?
– Да, поэтому он пригласил священника, исповедался в своих грехах, когда почувствовал, что умирает, но та его часть, что осталась здесь, все время стремилась к прежним утехам.
– Негодяй! – возмущенно воскликнул Джеффри. – Неужели и на небе нет справедливости? Разве с ним не поступят, как он заслужил?
– Конечно, поступят, – Гвен положила руку ему на плечо. – Он может освободиться, но сначала должен осознать всю глубину своего падения и глубоко, от всего сердца, раскаяться. Ему долго предстоит пробыть в чистилище, сын, если он вообще до него доберется. Может, он раскаялся неискренне, когда уменьшился до размеров микроба.
Джеффри не был убежден в словах матери, но промолчал.
– Конечно, я хочу справедливости, – сказала Сола, – но рада и тому, что кончились его злые деяния. Благодаря вам, добрые люди, больше никто не будет страдать от жестокости графа Фокскорта. Вы отомстили за смерть моего отца и брата, вы отомстили за страдания моей матери. Вы сделали их судьбу достойной, потому что они способствовали падению злодея!
Род посмотрел на домочадцев.
– Вы должны меня простить, если я испытываю чувство удовлетворения.
– Ты имеешь на это право, благородный человек, – Сола подошла, вытянув руки, словно хотела обнять всех сразу. – Искренне благодарю вас всех: вы избавили меня от страданий, – она повернулась к Магнусу. – Но больше всего я благодарна тебе, добрый юноша, потому что знаю, что ты больше всех хотел помочь мне. Ты открыл передо мной дорогу, и теперь я могу оставить земной мир и завершить свой путь на небо.
– Я... ты оказываешь мне честь...
– А ты мне! И если я заслужу Благословенный Мед, ты всегда будешь моим другом! Тут она повернулась, подняла руку.
– Прощайте, друзья, и молитесь за меня! И исчезла.
Зал потемнел и затих, слышался только треск в очаге.
– Я буду молиться, – прошептал Магнус, глядя на то место, где только что стояла красавица, – и пусть путь твой будет недолгим и легким, прекрасная девушка.
Но Род понимал, что Магнус стремится совсем не к дружбе с красавицей.
В зале стихло. Корделия и младшие мальчики закончили расставлять мебель, упавшую при появлении призраков. Джеффри, конечно, непрерывно жаловался:
– А почему Магнус не помогает нам, мама?
– Тише, – сказала Гвен. – Пусть твой брат немного побудет наедине. Его разорванное сердце должно снова срастись.
Корделия удивленно посмотрела на мать:
– Значит, у него было разбито сердце?
– Скажем так, чувства у него обострились с одной стороны, и слишком притупились с другой, – уклончиво ответил Род. – Ему нужно привести их в равновесие.
– Это не имеет смысла, – проворчал Джеффри и в поисках здравого смысла отправился к Фессу.
Гвен выглянула в одно из узких стрельчатых окон и с высоты разглядела небольшое старинное кладбище прямо у стены замка.
– Что ты видишь? – негромко спросил Род.
– Нашего мальчика, – так же тихо ответила она. – Он стоит неподвижно и смотрит на могильный камень.
– Ага, – кивнул Род. – Несомненно, это могила Солы. Бедный мальчик. Я понимаю, что он испытывает.
Гвен удивленно посмотрела на него.
– Что ты говоришь?
Род заглянул ей в глаза и слегка улыбнулся.
– Конечно, дорогая, – сказал он тихо. – Ты ведь помнишь, когда мы встретились, тебе пришлось залечивать мое сердце.
Она смотрела на него, потом тоже начала улыбаться. Обняла мужа, прижалась спиной к его груди, положила голову ему на плечо, продолжая смотреть на юношу, стоявшего внизу лицом к лицу со смертью.
– Найдет ли он когда-нибудь ту единственную, кто его излечит?
– Можем только надеяться, – ответил Род, – надеяться на то, что он все-таки встретит женщину, которая заставит его считать незначительными все прошлые сердечные раны.
Ведьма-жена посмотрела Верховному Чародею в глаза, в ее зрачках горели звезды.
С другого конца зала Корделия задумчиво и печально смотрела на родителей.
– Фесс!
– Да, Корделия?
– Мама – единственная женщина, которая влюблялась в папу?
– Я уже говорил тебе, что не нужно задавать вопросы о личных делах твоего папы в прошлом, – Фесс сразу стал строг и официален, – Такая информация является строго конфиденциальной. Ты должна попросить рассказать об этом своего отца.
– Но он никогда не расскажет мне о том, что действительно важно, Фесс!
– Тогда и я не расскажу, Корделия.
– Но неужели мы больше ничего не узнаем о странствиях папы? – спросил Грегори. Фесс немного помолчал, потом сказал:
– Не могу ответить, дети. Все зависит от разрешения вашего отца, конечно.
– А он никогда его не даст! – возмущенно выпалил Джеффри. Фесс промолчал. Корделия заметила это и спросила:
– Ты думаешь, он может согласиться, добрый Фесс?
– Заранее нельзя сказать, Корделия. Даже я не могу догадаться, на что согласится твой отец, когда наступят походящие обстоятельства и время.
– Значит, возможны новые рассказы? – с надеждой спросил Грегори.
– Конечно, они будут! У вас много предков, дети, и далеко не все из них прожили скучные жизни. Когда пожелаете, но только...
– Сейчас же!
