который прощения просит, тебя самого, дурака. Меняются береговые пространства, укрытые в дым, ты видишь их словно впервые ослабшим своим боковым: знакомые с детства откосы с сухим серебром корневищ, вцепившихся в осыпь размытых прибрежных кладбищ, избу старожилов последних, еще доживающих тут с отвычкой души от обедни и страха, что не отпоют… В турецкую кожу одеты, дородные не по летам и прыткие авторитеты уезды прибрали к рукам и на сектора поделили, как всем почтарям вопреки доносят, видать, не забыли, буреющие земляки. Мне выпала вместо получки завидная участь тайком: холодные странницы-тучки вскормили меня молоком. Счастливцу изгнанья не будет, а родина — где-нибудь там, где устье воронками крутит, зазывно открытое нам.

ПРИБРЕЖНОЕ

Перегоревший рано июль, серые кровли, порванный тюль; и хироманта находка — лопух всеми буграми сразу набух. Родоначальник, ветхий Адам теплою водкой спасается там и поминает рай в шалаше, знать, не хорошим словом в душе. …………………………………………………. Я из другого теста, поди, что-то другое ноет в груди. Кверху б спиною одетою плыл, щупая зенками бархатный ил. Пыльный ли жемчуг, в брюхе ль икра у осетрины, жены осетра? То-то сбежались на берег реки знавшие цену целковым царьки. Словом, двуногой быть не хочу тварью, мне это не по плечу. На самого я себя положусь. От самого я себя откажусь. Так будет проще на Страшном Суде матушке Роще, батьке Воде…
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату