В световом году: стихотворения

при наводнении
приоткрывал створы, продлив
наши скитания.
Ветер нагнал волны, размыв
все очертания.

Много с тех пор кануло стран,
в точку дорог сошлось.
В сердце впился старый капкан
цепче, чем думалось.
Но возвратясь в свой или нет
край замороженный,
ночью, когда ближе рассвет,

слышу тот плеск, давностью лет
лишь приумноженный.

«Лета со скоропалительной осенью…»

Леди Годива, прощай!

О.М.

Лета со скоропалительной осенью
нерасторжимая спайка.
С жадностью вновь на рябину набросилась
птиц неуклюжая стайка.

Дочь моя с дачи печальная съехала
нынче с внучком Иоанном.
Будто грызун с золотыми орехами,
буду дремать со стаканом

впредь перед ящиком, глядя на скорую
помощь с целебным эфиром —
эти разборки каморры с каморрою
редко кончаются миром,

что и понятно, раз дело о прибыли,
с неба летящей в карманы.
Вдруг узнаю о нечаянной гибели
бывшей принцессы Дианы

вместе с её египтянином. Нечего,
кажется, делать на свете
нам, что сметливых мальков опрометчивей,
вдруг расплодившихся в Лете.

Леди Диану кисейною барышней
помню еще на обложке.
То-то подернулись клен и боярышник
алым туманцем в окошке.

31. VIII. 1997

«В заводи сгрудились сонные лебеди…»

В заводи сгрудились сонные лебеди
и вспоминают свою побратимку
единокровную леди Ди,
дикое бегство её — и поимку
шайкой крутых папарацци; нелепица
гибели близко
от эспланады с трофейным египетским
в тайнописи обелиском.

…В гетто влюбленных с моллюсками в крошеве
льда на поддоне
модное сразу казалось поношенным
в том допотопном сезоне.
И посегодня пылятся на полочке
с ведома галльского МИДа
мною тогда обретенные корочки
беженца и апатрида.

Там — над брусчатым пространством с неброскою
роскошью — птичье
сердце летит от лотков с заморозкою
в сад Тюильри за добычей,