Связаны с этими сомнительными предположениями психоанализа и два в равной степени спорных метода исследования мнимых воспоминаний, скрытых в бессознательном: свободные ассоциации и интерпретация снов. Ни один из методов не поддается научной формулировке или эмпирической проверке. Оба являются пустыми метафизическими идеями, на которых спекулируют без какой?либо возможности проверить их в реальности.
Научные исследования процессов работы памяти не подтверждают психоаналитическую концепцию существования бессознательного как хранилища подавленных сексуальных и травматических воспоминаний детского или подросткового возрастов. Здесь, однако, достаточно доказательство, что существует тип памяти, которой мы не осознаем, но в котором есть воспоминания. Этот вид памяти ученые обозначают имплицитной.
Имеется достаточно доказательств, что для того, чтобы иметь воспоминания, требуется обширное развитие фронтальных долей, которого недостаточно у младенцев и маленьких детей. Так же, чтобы воспоминания надолго сохранялись, они должны быть закодированы. Если кодирование не доступно, то впоследствии развивается амнезия, как в случае многих наших снов. Если же кодирование слабое, то всего лишь фрагментарные и имплицитные воспоминания могут быть всем тем, что остается от непосредственного опыта.
Таким образом, вероятность младенческих воспоминаний жестокого обращения или чего?либо другого в этом роде, сводится к нулю. Имплицитные воспоминания грубого обращения возникают, но не при условиях, которые являются основой для подавления. Имплицитные воспоминания насилия формируются, когда личность находится под их неосознаваемым длительным воздействием и не может закодировать этот опыт очень глубоко. Например, жертва изнасилования может не помнить, что было изнасилование. Нападение произошла на кирпичной тропе.
Слова «кирпич» и «тропа» впечатываются в ее уме, но она не связывает их с изнасилованием. Она становится очень расстроенной, когда возвращается к месту изнасилования, хотя и не помнит, что здесь произошло (Schacter: 232). Маловероятно, что гипноз, свободные ассоциации или любой другой терапевтический метод поможет вспомнить жертве, что с ней произошло.
У нее нет точного воспоминания, потому что она была неспособна глубоко закодировать травму насильственного нападения, которое явилось причиной потери осознанности. Самое большее, что может сделать психоаналитик или другой терапевт, придерживающийся концепции вытесненных воспоминаний, — это создать ошибочное воспоминание у жертвы, причиняя боль еще раз.
Существенно связанным с психоаналитическим взглядом на репрессию является предположение, что характер обращения родителей с детьми, особенно материнское воспитание, есть первопричина многих, если не большинства, проблем взрослых людей — от личностных расстройств до эмоциональных проблем и психических заболеваний. Мало сомнений в том, что если детей жестоко воспитывали в детстве, то их взрослая жизнь будет находиться под сильным влиянием такого обращения.
Большим концептуальным скачком является (умозаключение) от этого факта к идее, что все сексуальные переживания в детстве являются причиной проблем в дальнейшей жизни, или, что все проблемы в дальнейшей жизни, включая сексуальные проблемы, возникают благодаря детскому опыту. Научных подтверждений этому нет.
Психоаналитическая терапия во многих отношениях основана на поиске того, что, вероятно, не существует (подавленные детские воспоминания), предположении, которое, вероятно, ошибочно (что детский опыт является причиной проблем пациентов) и терапевтической теории, которая почти не имеет шансов быть верной (что перевод подавленных воспоминаний в сознание есть существенная часть курса лечения).
Конечно, это только основы детально разработанной и научно звучащей концепции, которая претендует объяснить глубокие загадки сознания и поведения. Но если в основе лежит иллюзия, какое будущее возможно у этой иллюзии?
Есть, однако, несколько положительных моментов, возникших в результате разработанного Зигмундом Фрейдом в Вене век назад психоанализа. Фрейд должен считаться одним из величайших благодетелей только потому, что он вызвал желание понять тех, чье поведение и мысли пересекают грани правил, установленных цивилизацией и культурами.
Больше не модно осуждать и высмеивать людей с поведенческими или мыслительными расстройствами благодаря тому, что в немалой степени этой толерантности способствовал психоанализ. К тому же мы не можем упрекать Фрейда в сохранении пережитков нетерпимости, невежества, лицемерия и ханжества в отношении понимания наших сексуальных качеств и свойств. Психоаналитики не делают чести Фрейду, слепо следуя доктринам их учителя в этой или любой другой области.
В заключение приведем слова психиатра Энтони Сторра по этому поводу: «Фрейдовская техника длительного выслушивания страдающих людей вместо раздачи им указаний или советов сформировала основу большинства современных форм психотерапии, принеся пользу как пациентам, так и практикующим специалистам» (Storr 199:120)
ПЛАЦЕБО
«Вера врача в лечение и вера пациента во врача оказывает взаимно усиливающий эффект, результат мощное средство, которое почти гарантированно приводит к улучшению, а иногда и лечению.» — Petr Skrabanek and James McCormick, Follies and Fallacies in Medicine, p.13.
Плацебо–эффект это измеримое, наблюдаемое улучшение состояния здоровья или поведения, не зависящее от лекарств или инвазивного лечение, которое было проведено.
Плацебо (от лат. placebo — понравлюсь, удовлетворю) представляет собой фармакологически инертный и безвредный препарат или лечебную процедуру. В качестве плацебо часто используют глюкозу, физиологический раствор или витамины. Даже мнимая хирургическая операция и мнимая психотерапия способны оказать плацебо–эффект.
Идея плацебо в наше время была предложена HK Beecher. Он оценил 15 клинических испытаний, связанных с различными заболеваниями и выяснил, что 35% из 1082 пациентов были удовлетворительно вылечены плацебо («Мощное плацебо», 1955). Более поздние исследования оценили эффект плацебо даже выше, чем Бичер. Исследования показали, что плацебо эффективно в 50 или 60 процентов случаев с определенными условиями, например, «боли, депрессии, некоторые сердечные болезни, язвенная болезнь желудка и желудочные проблемы». * Плацебо также эффективно в качестве психотропного препарата при лечении различных заболеваний головного мозга, некоторые исследователи даже утверждают, что нет адекватных данных, чтобы доказать, что новые фармацевтические препараты более эффективны, чем плацебо.
Бичер начал серию исследований, направленных на понимание того, как что?то (улучшение здоровья в данном случае) может произойти из ничего (плацебо). К сожалению, многие исследования не очень высокого качества. Kienle and Kiene в 1997 году высказали мнение, что повторный анализ данных Бичера не обнаружил «никаких доказательств эффекта плацебо ни в одном из приведенных исследований». Улучшения в здоровье были реальными, но произошли вследствие других причин, которые производили «ложное впечатление плацебо–эффекта». Повторный анализ данных Бичера показывает, что улучшения были:
“cпонтанное улучшение, колебания симптомов, возвращение в норму лишь условно связаны с эффектом плацебо. Результаты Бичера получены за счет округления, некорректных результирующих переменных, ответов испытуемых из вежливости, подгона экспериментальных условий, невротических или психотических просчетов, психосоматических явлений, неправильного цитирования и т. д.'
