Глава двадцать первая
Разговор у огня
— У нас много общего, — сказала Гвиннет, слетев с высокой сосны, но держась на почтительном расстоянии от черепа. Фаолан, уже зажавший в зубах то, что осталось от лапы Гром-Сердца, обернулся и посмотрел на сипуху.
— Отложи-ка эту кость, дорогой, и иди за мной.
Едва произнеся эти слова, Гвиннет тут же поняла, что допустила ошибку. Фаолан яростно замотал головой.
— О нет, конечно же, нет. Ведь это кость твоей Кормилицы. Возьми ее с собой, но только иди за мной. — Она развернула крылья и взмыла в воздух.
В глазах волка отразилось смущение. Вначале он был настолько поглощен горем, что вообще не обратил на сову внимания, но теперь Фаолану пришло в голову, что перед ним не обычная птица. Возможно даже, это сова, прилетевшая с Великого Древа Га’Хуула. И к тому же она первая с ним заговорила.
Он поднялся и на дрожащих ногах побрел следом за сипухой.
Удивительно, но птица двигалась почти неслышно, даже когда, взлетая, била по воздуху своими огромными крыльями. От воронов шуму было куда больше. Тишина — вот что в этой сове привлекало Фаолана в первую очередь. Тишина успокаивала, и ему захотелось еще немного побыть рядом с удивительной птицей. Да и Гром-Сердце рассказывала много хорошего об умных обитателях Га’Хуула.
Прокладывая путь среди темных деревьев, он то и дело поглядывал вверх, следя за полетом масковой сипухи. Время от времени она поворачивала, ориентируясь по звездам, и иногда ее силуэт оказывался прямо на фоне полной луны. Вскоре до ноздрей волка донесся запах дыма, идущий от тлеющих в кузнечном горне углей.
Когда Фаолан увидел совиную кузницу, первым его желанием было броситься прочь.
До сих пор он встречался с огнем только один раз, еще когда Гром-Сердце учила его рыбачить. Тогда вдалеке бушевал лесной пожар. Густой дым превратил день в ночь, языки пламени, словно алые когти, разрывали небо, стараясь добраться до солнца, а высоко над деревьями взлетали снопы искр. До них с медведицей доносились злобное шипение и сухой треск, вроде хруста костей добычи, если ее сжать зубами, — то были звуки пожара. Время от времени всё перекрывал оглушающий скрежет, за которым следовало еще более ожесточенное шипение.
— Подойди, не бойся, — сказала сова, заметив его волнение. — Тут нечего страшиться. Огонь из печи не выскочит.
Она взяла щипцы и кивком указала, что Фаолан со своей костью может располагаться поудобнее неподалеку от очага.
Внезапно раздались еще звуки, которых он раньше никогда не слышал: клацанье железных клещей, треск углей и пыхтенье раздуваемых когтей-мехов, с помощью которых сова возвращала огонь к жизни.
— Что это за когти? — спросил Фаолан, собравшись с духом.
— Эти? Это меха. Я кузнец, кузнец-отшельник. А это мои инструменты, с помощью которых я делаю из металла разные вещи.
Гвиннет обернулась, но из-за ее тихого и спокойного тона казалось, что она разговаривает сама с собой.
— Какие вещи?
— Могу показать. Но сначала давай познакомимся.
Гвиннет хотелось, чтобы серебристый волк говорил как можно дольше. Удивившись необычному вою, она сейчас была не менее озадачена и странными интонациями его голоса: в них ощущалась забавная грубость, схожая с манерой речи клановых волков, но было и еще кое-что постороннее.
Несмотря на это, за чужака его никто бы не принял. Он держался с достоинством, а это означало, что его научили уважать старших и соблюдать правила поведения.
Сипуха уже давно заметила кривую переднюю лапу и догадалась, что этого волка обрекли на гибель, но он каким-то чудом выжил. Кто же тогда его воспитал, кто научил его правилам поведения? Почему в своей песне волк обращался к двум кормилицам? Возможно, стоит в разговоре оттолкнуться от его слов, пусть и не напрямую, — глядишь, часть загадок и прояснится? Пусть это окажется ее «первым ударом» — так кузнецы называли любое решительное действие, сродни первому удару молота по разогретому металлу.
— Меня зовут Гвиннет. Я получила это имя в честь моей матери, но она умерла раньше, чем я вылупилась. Так что высиживать яйцо пришлось другой птице, и она же помогала моему отцу меня воспитывать. Иногда она называла меня Гвинни. А тебя как зовут?
Волк внезапно насторожился. Впервые за все время он выпустил кость из пасти и пристально вгляделся в сову.
— Фаолан. Она назвала меня Фаоланом.
Гвиннет не спросила, кто «она». И так ясно — медведица-гризли. Волк пододвинулся чуть ближе, по-прежнему придерживая кость лапами.
— Твоя мать умерла? И тебя воспитывала другая?
— Помогала воспитывать и учила кузнечному ремеслу, — отозвалась сова.
— Значит, у тебя был отец и вторая мать?
— Да. Я же сказала, у нас много общего.
Ощущать приятную теплоту очага для Фаолана было в новинку, и он, сжимая кость в лапах, подполз еще ближе к огню. Тот словно жил своей собственной жизнью: как деревья из почвы, вырастал из угольков, а языки его пламени плясали на ветру в прихотливом ритме. Время от времени угли трескались и испускали рой искр, похожих на маленькие звездочки. Это был целый мир — да что там говорить, целая Вселенная!
Не сводя с огня глаз, Фаолан заговорил. Голос его был грубоват и глух, и Гвиннет подумала, что волк уже довольно давно ни с кем не разговаривал. Иногда в его речи проскальзывали скрипучие нотки, напоминавшие звуки ржавых дверных петель, — масковые сипухи порой находили такие в развалинах и пускали на переплавку.
— Своего отца я не знаю. Мать… мне порой кажется, что я ее смутно помню, но только запах, больше ничего. От Гром-Сердца у меня гораздо больше воспоминаний.
— Гром-Сердца?
— Да, это она меня воспитала.
Волк на мгновение затих, затем снова заговорил, еще более скрипуче:
— Она ушла, покинула меня… не знаю почему.
— Так звали медведицу, Гром-Сердце, правда? Медведицу-гризли.
Фаолан отвел взгляд от огня и кивнул. Имя кормилицы, произнесенное совой вслух, чрезвычайно его тронуло. До этого мгновения он никогда не слышал его из чужих уст.
Волк положил морду на лапы, по-прежнему не выпуская из них кость, и посмотрел на Гвиннет.
— Она ушла. Там был ее череп. А у меня теперь осталось… только это, — и он, как бы в подтверждение своих слов, лизнул кость. — Она прижимала меня лапами к себе, когда я сосал молоко. Я слышал, как громко бьется ее сердце.
— И ты прозвал ее Гром-Сердце, — тихо подытожила Гвиннет.
— Да. А твой отец тоже покинул тебя? И вторая мать? — Фаолан с любопытством вскинул голову.
— Мой отец погиб на войне. А мою вторую мать убили.
— Убили?
— Просто так, без причины. Даже не ради добычи.
