шестидесяти, с белой бородой. На минуту он оставил меня одного в просторной комнате, стены которой сплошь заставлены большими шкафами, похожими на библиотечные; только вместо книг в них красовались коробки с насекомыми. Здесь же находился аквариум. Индийская горлица слетела с одной из полок, покружилась надо мной, воркуя, и примостилась на моем указательном пальце. Затем вернулся Ле Мульт и совершенно пленил меня, показав пиренейских пещерных жуков и великолепных бабочек с Соломоновых островов и других архипелагов мира...»
В 1912 году началась моя кинематографическая деятельность.
Мне довелось стать автором и постановщиком тридцати шести документальных энтомологических и океанографических фильмов, которые были выпущены фирмами «Пате» и «Эклер».
Сначала я очень обрадовался такой интересной работе, но вскоре заметил, что представители этих фирм не разделяют моих взглядов. Эти господа задавали обычно следующий вопрос: «Животные, которых вы намереваетесь снимать, поедают друг друга, не так ли? Нет? Ну, а они хотя бы дерутся между собой?»
Я должен был выполнять требования продюсеров и заставлял драться бедных насекомых, которые не имели к тому ни малейшей склонности.
С коммерческой точки зрения продюсеры оказались правы. Фильм о битве между омаром и спрутом имел бешеный успех. Это было обидно: ведь фильм потребовал от меня не более двух-трех часов работы, причем самое трудное заключалось в том, чтобы устроить в аквариуме морской лаборатории Аркашона декорацию из водорослей и раковин.
Второй мой океанографический фильм не пользовался таким успехом, хотя, по-моему, он был гораздо интереснее первого и потребовал от меня много труда. Это был документальный фильм об электрическом скате.
Потом мне неожиданно повезло.
Меня попросили снять фильм о жуке-навознике — священном скарабее. Я честно предупредил фирму «Пате», что эти насекомые отнюдь не воинственны.
— Ну что поделаешь, снимайте их такими, какие они есть.
Однако скарабеи, которым было слишком тесно в стеклянном ящике, стали драться за катышек конского навоза, и драться очень свирепо.
Особенно запомнился мне фильм «Сумеречная бабочка», который я снимал в Морга летом 1913 года. Я не оговорился, я сам снимал его в буквальном смысле этого слова: лично вертел ручку съемочной камеры.
Вряд ли стоит рассказывать обо всех выставках, в которых я участвовал: Выставка насекомых и птиц в 1914 году в Парижском ботаническом саду, Международная выставка в Испании, где я получил Большой приз, который позднее позволил мне стать членом жюри Колониальной выставки 1931 года и Брюссельской выставки 1935 года, и, наконец, Колониальная выставка 1931 года (в двадцати одном павильоне этой выставки фигурировали мои экспонаты — бабочки из всех французских колоний).
Но все же мне хочется сказать об одном важном для меня событии: во время Международной выставки 1937 года я был выбран председателем Центральной ассоциации концессионеров и участников выставок.
Не думаю, чтобы следовало давать здесь подробный перечень моих научных работ. Скажу лишь несколько слов о своей издательской деятельности. Устроившись в Париже, я приобрел все права на французское издание единственной в своем роде книги А. Зейца «Крупные бабочки земного шара». В 1931 году я основал журнал «Энтомологические новости», а после кончины моего старого друга Эжена Барта выкупил, согласно его последней воле, журнал «Энтомологическая смесь», основанный им еще в конце прошлого века.
Что касается моей коллекции, то она непрестанно обогащалась вплоть до 1935 года. В ту пору я имел более семи миллионов насекомых, из них полтора миллиона бабочек.
Но, окончательно убедившись в 1935 году, что ни один из моих сыновей не хочет продолжать начатое мною дело, я стал постепенно ликвидировать свою коллекцию, чтобы она не была продана с молотка.
В настоящее время часть моей коллекции находится в Бельгийском королевском институте естествознания; часть распределена между Британским, Вашингтонским и несколькими немецкими музеями. Я оставил себе лишь одну двадцатую ее часть, необходимую для работы.
Советы будущим энтомологам
Для читателей, которых заинтересует рассказ о моих охотничьих приключениях и у которых возникнет желание при случае заняться энтомологией, я счел нужным собрать в этой главе некоторые практические советы относительно того, как ловить, умерщвлять, упаковывать, препарировать и помещать насекомых в коллекцию[1].
Прекрасным орудием лова может быть обычный зонт или, еще лучше, зонтик из белого тонкого полотна. В левой руке вы держите опрокинутый зонт, а правой изо всей силы ударяете по зеленым или засохшим кустам. После нескольких ударов остается только подбирать насекомых, которые упали в зонт, и помещать их в банки с эфиром.
Это надо проделать быстро, потому что некоторые виды жуков, например златки, почти тотчас же улетают.
Такая охота, если заниматься ею настойчиво, может принести богатые уловы.
При помощи особого ножа, стамески или любого другого орудия, годного для сдирания коры, можно собрать великое множество насекомых, потому что под корой упавших деревьев обитает обычно исключительно интересная фауна.
Можно подумать, что особого внимания заслуживают давно погибшие деревья, но это не так. Я заметил, что в деревьях, срубленных всего несколько месяцев назад и только начавших засыхать, водится гораздо больше насекомых, чем в гниющих деревьях, потому что последние уже не содержат достаточного количества веществ, необходимых для питания насекомых.
В тропических странах самым добычливым способом охоты за бронзовками и дровосеками-усачами, без сомнения, является сбор насекомых на поврежденных участках древесных стволов в самые жаркие часы дня.
В крайнем случае, если повреждений нет, можно вызвать их искусственно при помощи секача или любого другого инструмента.
Большая часть редких видов насекомых считается большой редкостью только потому, что плохо изучен их образ жизни.
Многие из этих видов обитают на вершинах деревьев. Поэтому энтомологи, которые охотились на верхних ветвях деревьев, неизменно добивались поразительных успехов.
Для этой цели удобнее всего, конечно, срубить верхушку цветущего дерева, возвышающегося над
