новенькую, он и заработал по ней. А человек? Его надо переубедить, доказать необходимость перестройки. С ним сложнее!
Так с разговорами и рассуждениями друзья пришли домой и хотели отдохнуть, но только они завалились в постели, как вбежал Пат и бесцеремонно гаркнул:
— А ну, встать всем!
Вид у него был зловещим и ничего хорошего не сулил. Похаживая между кроватями и поигрывая револьвером, он неожиданно заявил:
— Если взяли подсвечники, скорее отдайте! Или всем будет худо!
— Какие подсвечники? — изумились друзья.
— Какие? Не знаете? Из чистого золота! Забыли? Они стояли во Дворце, в кабинете президента. Вы их свистнули, когда писали Брену свои стишки. Ну!? — Он с ненавистью и угрозой цинично потребовал: — Отдайте подсвечники! Быстро! Все равно их у вас найдут и тогда расстреляют. Видя, что угрозы не действуют, он стал просить: — Ребята, отдайте подсвечники? Я потихонечку поставлю их на место. Без шума, ни-ни! Никто не узнает, где они были. Даже, — он огляделся вокруг, — Массимо не узнает. Я понимаю вас: золото есть золото. Но жизнь дороже! Давайте скорее! Не надо со мной шутить! Я не люблю!
Что Пат не шутит, было ясно и без его заверений. Один глаз у него был злобно прищурен, другой налился кровью. В правой руке зловеще поблескивало дуло револьвера. И явное, а скорее, опасное недоразумение надо было быстрее рассеять.
— Пат, а на кой нам сдались эти чертовы подсвечники? — попробовал улыбнуться поэт. — Они золотые? Ну и плевать нам на это!
— Ты же сам сейчас сказал: жизнь дороже золота. И мы хотим жить, вкушая гармонию мироздания без проклятого золота. От него только неприятности на этом свете! — произнес убежденно Орест.
— На золоте ума не приобретешь, Пат, поэтому мы к нему равнодушны. Мы ценим разум и презираем золото! — заявил приверженец философского мышления и с презрением добавил (и это было в данный момент искренне): — Если ты у меня найдешь хоть какую-то золотую безделушку, можешь презирать меня всю жизнь и даже убить! — Георгий не носил даже обручального кольца. Презирать золото и славить разум — это было его жизненное кредо.
После таких заверений глаза у Пата заметно посветлели, он опустил револьвер и, подумав, сказал:
— Допустим, вы не брали, но кто-то должен ответить за пропажу.
— Кто украл, тот пусть и отвечает, — мудро и наивно пояснил Георгий.
— А если вора не найдем?
Но не нам же отвечать за какого-то мошенника! — справедливо рассудил поэт.
— Пат, объясни нам толково, что произошло с этими подсвечниками? — спросил Орест.
— Чего объяснять? Сперли их из Дворца. В них чистого золота по два с половиной кило. Чудненькие подсвечники! Такие, — И Пат покрутил пальцами, вырисовывая в воздухе золотой ажур.
— А! Я их, кажется, видел! Действительно, чудное произведение эти подсвечники… — воскликнул Орест и сразу осекся, увидев, как глаз у Пата сразу побагровел, в руках зловеще сверкнул револьвер.
— Значит, видел! — прорычал с сипом Пат.
— Пат, но мы не брали эти подсвечники! — убеждали клерка друзья.
— Ладно, ребята, поверю вам только до завтра. Если до завтра подсвечники не найдутся, будете отвечать за них вы! Хант шутить не любит. Он сдерет шкуру за эти подсвечники! Видели! Значит… С острова все равно их не увезти! Запомните это, ребята! Думайте до завтра! — предупредил Пат и выскочил на улицу, оставив друзей в сильном смятении.
Когда тебя подозревают зазря в воровстве пусть даже пуговицы, а не только золотых подсвечников, все равно неприятно. Друзья поэтому в ту ночь долго не могли уснуть, размышляя о неприятной для них истории.
А когда наговорились, как говорят мужики, «до упора» и ложились спать, и Юрий, щелкнув выключателем, погасил свет, он увидел, как за окном отскочила в кусты тень Массимо.
На утро следующего дня друзья встали рано с невыспавшимися физиономиями. Всю ночь они беспокойно ворочались и невольно думали о злополучных подсвечниках. Умывшись и наскоро перекусив, они стали ждать прихода Пата.
— Как заложники, — прокомментировал положение друзей поэт.
И он был прав. Подозреваемые в краже все равно, что заложники. Время тянулось тяжко, изнурительно медленно в грозовой неизвестности. В ожидании Пата, явление которого сейчас было равнозначно второму пришествию Христа, друзья беспокойно вышагивали по комнате, с тревогой поглядывая в окно.
Напряжение достигло критического момента. Вдруг Орест заявил, что он не хочет быть подопытным кроликом в этом пустом подозрении и лучше погибнет в океане, спасаясь вплавь. Он направился к двери, но его разумно остановил поэт:
— Теперь тем более бежать нельзя! Даже если не поймают беглецов, что мало вероятно, то тень подозрения в краже подсвечников падет на нас! А это хуже, чем утонуть в океане! — рассудил Юрий.
И Орест остался.
Наконец часу в одиннадцатом в прихожей раздались гулкие шаги, и в комнату влетел сияющий Пат, а за ним — светлой тенью Масси.
— Ребятки, подсвечники нашлись! Это не вы их взяли! — заорал с ходу Пат. — Их спёр Брен! — И, дыша антифризным перегаром, стал рассказывать: — Ну и хитрая стерва, этот Брен! Сукин сын! Демократика из себя разыгрывал! Героя! Капиталист — он и на острове капиталист. И тут он для себя выгодную аферу сотворит! Хант орал на нас с Масси. Обещал расстрелять, утопить, повесить, если подсвечники не найдутся! На нас поклеп возвел. А зачем мы будем их брать, если знаем: нам их отсюда не вывезти!
Друзья слушали Пата, и в сердца их постепенно приходило чувство облегчения — подозрение в краже с них сняли. Но нарастало в душе чувство обиды и мерзкого ощущения от того, что в краже подозревали их.
— Где нашли подсвечники? — не выдержав патовских рассуждений «вокруг да около», спросил Орест.
— О! Это целая хитрая операция, которую сотворил Брен! Такое и мне не пришло в голову! Но Брен! Это чистый подлец! Он знает, как украсть золото с острова Благоденствия, откуда и песчинку не вывезешь! Не зря он мультимиллионер!
— Пат, короче?
Но Пат не спешил с подробностями. Пока не счистит с нутра своего накипь злости, он будет ругаться и материться по адресу Брена.
— Брен! Эта подлая скотина! Вор и хитрюга! Жуткая стерва! Он переплавил подсвечники на ордена, звезды и кресты. И сам себя ими награждал! На последний Орден прощания ушло полкило золота!
Друзья так и ахнули. Это, действительно, было ловко придумано Бреном.
Пат продолжал:
— А как провёз? В контракте не было обусловлено, что нельзя отсюда вывозить награды! Но он предусмотрительно поставил в таможенной декларации количество штук, но не вес! По штукам все сходилось, а вес!
«Вот почему так нервничал Брен на аэродроме! — подумали друзья. — Значит, все это затягивание прощания было уловкой. А лживая байка о его подвиге — тоже хитрый ход, который усыплял бдительность таможенников».
— Мы перешарили на острове все, что можно перещупать на поверхности и даже на глубине трех метров, — и никаких следов! Когда компьютеры проверили программы действий каждого манекена, нашли! По команде Брена придворные манекены выплавляли ему звезды и медали из золотых подсвечников! Ну скотина Брен! Из-за него мы и вы тоже были на подозрении! Хант теперь вряд ли получит свое золото, — Пат захохотал: — У вора вор денежку спёр! — И, став серьёзным, сказал: — А у меня, ребятки, до сих пор за вас вот тут, — он постучал себе в грудь, — сидит страх. Вы стояли на самом краю могилы, ребятки! — он
