НУ И ХАРАКТЕРЫ!
Говорили все сразу, и никто никого не слушал. Шумели о групповом и о личном, вперемежку и кучно. Патрик старался перекричать всех. Внутри у него сипело, хрипело, булькало, как будто у него там располагалась старая фисгармония, у которой порваны меха и обломаны голосовые язычки. Он с надсадой выдавливал из себя звуки, отдаленно похожие на слова, лез к гостям целоваться, чмокая каждого жирными селедочными губами, облапывая масляными руками за щеки, за уши, выкрикивая при этом жутко и протяжно: «Мы-и-л-лыи!» От его хозяйского усердия было противно и больно. Но наша троица терпеливо сносила испытание. Мало того, поддавшись воле хозяина, они сами вступили в пьяную «игрульку», когда мужчины начинают пытать друг друга: «А ты м-ме-ня-а ув-важашш-шшш..?» В общем, шло обычное милое свинство.
Только Масси был угрюм и молчалив. По его глазам было видно: внутри Масси шла какая-то работа, а скорее — борьба. После каждого выпитого бокала он все дальше и дальше отодвигался от стола, пока не уперся стулом в стену. На гостей он смотрел с подозрением, будто это была банда, которая пришла его прирезать. Он несколько раз пытался улизнуть, но Пат зорко следил за движениями коллеги и всегда успевал ухватить его за шиворот.
Расходившийся Патрик парил злым духом над компанией.
— Ребятки! Мыил-лый! — орал он так, что дрожала канистра. — Я в диком ракурсе от вас. Вы сразу точно легли в мой прицел! — И в сотый раз лез с поцелуями.
Неожиданно всхлипнув, он спросил:
— А как там, на материке? Расскажите!..
— Вы давно там не были? — участливо спросил Георгий.
— «Вы?» И-их! — укорил Пат, хватая философа за грудки. — Мы ж договорились: без этого гнилого «вы», — и он растер кулаком слезу. — Я, ребятки, не был там годков пять, а может, и более! Тут время летит одинаковое, серое, мутное… тьфу! Совсем не замечаешь, сколько прошло — пять лет али сто. Вкалывай, вкалывай, — и ничего веселенького!
— А разве ва… тебе не положен отпуск? — искренне удивился поэт, уклоняясь от сальных объятий Пата. — Можно взять отпуск и поехать домой…
Пат нервно расхохотался.
— Да разве мне можно туда? Ни-ни! Ни за что!
Друзья непонимающе посмотрели на клерка.
И тут Патрик разоткровенничался. Да как! Его прорвало, понесло, как даму, которая слишком долго носила в себе уйму секретов и неожиданно получила возможность избавиться от тяжкого бремени.
— Ребятки! Мыил-лыи! Хотя здесь и противная жисть, но отсюда меня и арканом туда ни-ни! Почему? Да появись я там, в любой стране, — меня сразу — цап! И тю-тю!.. У… — Пат сделал жест повешения. И доверительно, с ужасом зашептал, закатывая глаза: — Я, мыи-ллыи, был приговорен к смертной казни шесть разиков: и петля, и электрический стулик, и чик-чик… Ой! — Он хихикнул. — Интерпол все подошвы стер, все меня ищет. Да не находит! — И, горделиво вскидывая голову, стал выкладывать, как будто рапортуя на военной поверке: — Кровавый Дик? — Это я! Майор Маноло? — Это я! Ужасный Билл? — Это опять я! Жестокий Санди? — Я! Потом еще… А, черт с ними, я уже позабыл, сколько у меня было ласковых имен! Они наводили панику на людишек. Сколько я крупных дел провернул! Ха-ха! Хо-хо! Хи-хи!.. Азия, Европа, Америка, Африка! Везде меня знают! Везде от меня вздрагивают!..
Масси с ехидной улыбкой прогнусавил:
— Уй, террорист поганый!..
Но Пат как бы и не услышал издевки.
— А теперь я — технический клерк! Смех! Кровожадный Пат — клерк! Засмеются. Вот она — судьба! — Пат обвел налившимися кровью глазами компанию и остановил взгляд на Массимо, как будто только что его увидел. — Вот Массик, желторотый Масси, «музыкант», как называет его родненькая мафия. Сядь! — Он пригвоздил к стулу попытавшегося сбежать Массимо. — Масси работал в приличной конторе, в хорошем городе. Чикаго — слыхали? Шикарная фирма там у них! Парни ходят в кофейно-молочных костюмах с бабочками! Ездят в дорогих машинах! Жрут в лучших ресторанах, не таких, как наш, конечно, ха-ха! Денег уйма! Интеллигентишки, мотай им кишки! Не то, что наш брат! В джунглях по колено в грязи с автоматами, — тьфу! Жил этот Масси, как шах, которого мы однажды кокнули. Нет, захотелось ему славы! Вытянул из него интервью какой-то макредер журнальный, да и напечатал его откровения. Тоже дурак был. На том свете теперь. А Масси — здесеньки! Ушел! Эх, Массик, зачем ты устроил парням подлость? По глупости, конечно, или, как говоришь, со зла на них? Теперь прощай светлый костюм с бабочкой, шикарный автомобиль, рестораны и город Чикаго! Как он спасся от своей мафии, — уму непостижимо!?
— А чем занимался Масси в своей фирме? Какая у него была профессия? — спросил поэт, с сочувствием глядя на Массимо.
— Профессия? — Пат хихикнул от души. — Профессия у него была самая веселая: задушить, зарезать, отравить. Но у них там был порядок. Все делалось по прейскуранту.
— Как по прейскуранту?
— Очень просто. Получает фирма заказ — надо убрать наследника. Плати две тысячи! Убить политического соперника — пять тысяч. У них там порядок. Вплоть — до президента!
— Президента тоже убивают по прейскуранту?
— А как же? Даром руки марать? Никто не согласится. Бизнес есть бизнес.
— А сколько стоит президент?
— Пятьдесят тысяч, кажется. Масси, я не ошибся — пятьдесят?
Масси молча кивнул.
Друзья были поражены рассказом Пата. Они и раньше слыхали о мафии, ужасались ее делами в телесериалах, но одно дело прочитать о ее делах в газете, увидеть в кино, где тебе ничто не грозит, и совсем другое — услыхать о ее деяниях из уст специалиста.
А Пат продолжал увлеченно сыпать свои откровения, словно хотел выхвалиться перед новыми людьми да заодно и поднять в их глазах авторитет коллеги.
— Масси тоже туда не поедет. Зачем ему Чикаго? Да его там сразу зарежут! Жиг-жиг! И нет Массика, бедного «музыкантика»! — Пат всхлипнул от сочувствия.
— А кто его зарежет? — удивился Орест.
— Да его же дружки по мафии! Они друг друга запросто режут. Для них — это плевое дело. Но они не знают, что Масси, желтенький цыпленочек, здесь, а то бы они его и здесь достали. Примчались бы сюда обязательно и выпустили бы ему потроха!
Массимо сжался на стуле, его трясло. А Пат продолжал безжалостно:
— Зарежут его как пить дать! Жиг-жиг! Жаль его! Хоть он и сам народу много извел, сотни, а может, тысячи… собственными ручками. А все равно жаль его! — Пат взял руку Масси и поднял ее, как рефери на ринге. — Вот она, кровавая рука мафиозика Массимо! Смотрите, какие нежные пальчики у этого головореза! Не приведи бог, чтобы они поиграли на вашем горлышке! — И Пат с отвращением отбросил руку Массимо, который был бледен, как при смерти. Он вскочил и уже почти убежал, но Пат ловко подставил ему ножку и опять пригвоздил к стулу. — Не надо бояться этих людей. Сиди, убью! Эти не продадут! Я за целую милю своим носом чую человека… — И оптимистически закончил: — Ничего, мафиозик, мы еще поживем! Мы еще будем нужны! Нас с тобой здесь не зря берегут. Такие, как мы, нужны тем, кто правит миром. Да и ребятки мои из Разведывательного давно скучают без меня. Я тебя с собой заберу! Любая мафия заткнется! Выпьем за наше возвращение!..
Он еще раз наполнил фужеры и, хотя безграмотно, но зато величественно, провозгласил:
— Я поднимаю тост за то, чтобы у нас с вами, милые инспектора, было тихо-тихо и ни-ни, и без этого… — И с многозначительным видом он отправил порцию вонючей смеси в глотку. Заметив, что Массимо не допил, он рявкнул: — За хороших людей пьешь, дурак! Убью!
Друзьям пить не хотелось, но они не устояли перед нажимом Пата и, разбавив смесь водой, вогнали ее в себя.
Языки снова развязались! Орест стучал кулаком и селедкой по столу, ругал на чем свет стоит своего соперника, композитора-плагиатора, который был страшно плодовит на песни, таская мотивы из
