проговорил:
— Нет, не добрались. Этого мы и боялись — что их захватят воины махди. А что сейчас с ее величеством?
— Она выступила в поход против мавров, — сообщил Рамон. — Но махди ожидает ее со своим войском по ту сторону Пиренеев, в Ибирии. А тем временем часть своих сил он отправил морем, и теперь они осаждают столицу Меровенса, Бордестанг.
— Так вот почему мавры предприняли такую слабую атаку на север моей страны! — вскричал Ринальдо.
— И больше ничего предпринимать не будут, пока не одолеют королеву Алисанду. А вот потом, ваше величество, они нападут на вас. Если же Алисанда победит, то мавры до вас не доберутся.
— Я не могу позволить, чтобы королева Алисанда сражалась за меня и вместо меня!
— И не нужно, — громко проговорил Рамон. — Алисанда выйдет на бой за свою страну, ведь махди прежде всего стремится завоевать Бордестанг и Меровенс. Но потом, покончив с этим делом, он вернется и завершит завоевание Ибирии.
Король Ринальдо озадаченно нахмурился:
— Странный замысел.
— Странный лишь в том случае, если вы позволите себя одурачить и поверите, что наш истинный враг — махди, — возразил Рамон.
— Но кто же еще! — вскричал король Ринальдо. — Хочешь сказать, что это тот человек, Найробус?
— Именно он, ваше величество. Если он действительно приспешник Зла и пытается реконкистой вернуть Ибирию и Меровенс своему господину — а его господин сам дьявол, — то прежде всего он будет стремиться захватить Меровенс. Он для него опаснее.
— Да, ибо я не вернул бы себе престол и не уничтожил злого колдуна, узурпировавшего власть в моей стране, если бы мне не помогла королева Меровенса и твой сын! — воскликнул король Ринальдо. — Горько это признавать, но они гораздо большая угроза для сил Зла, нежели я! Я думаю, ты все верно понял, господин Мэнтрел, — ты и твой сын! Объясни мне все-все про эту войну!
Глава 25
Рамон рассказал о Гролдоре, о наркотиках, заполонивших города на его родине, объяснил, каким образом эти наркотики помогают Найробусу красть из молодых людей необходимую для его магических завоеваний энергию.
— Меровенс может представлять для врага большую угрозу, поскольку этой страной на протяжении веков правили добрые, праведные короли, а все это время в соседних с Меровенсом странах правили прислужники Зла, — сказал Рамон. — Только год в Меровенсе правил узурпатор — перед тем как королева Алисанда отвоевала престол.
— Ты скромничаешь, господин Мэнтрел, — усмехнулся Ринальдо. — Лично я не сомневаюсь: именно присутствие твоего сына рядом с монаршей особой, посвятившей себя служению Добру и Справедливости, превратило Меровенс в угрозу для сил Зла. Мы должны любой ценой предотвратить поражение королевы Алисанды! Я выступлю в поход и атакую махди с тыла!
— С вашего позволения, ваше величество, — смиренно проговорил Рамон. — Я бы усомнился в том, что подобная тактика мудра. Мой сын твердо уверен в том, что королева Алисанда возвращается на защиту Бордестанга. Если вы хотите выступить ей на подмогу...
— Я должен скакать к Бордестангу. Что ж, я тебя понял, — нахмурился король Ринальдо. — Наверняка махди уже в пути и собирается атаковать ее! Но он скорее всего оставит какие-нибудь силы на моей земле, дабы удерживать северные земли и дабы я не заподозрил, что он увел отсюда большую часть своего войска.
— В таком случае последуйте его примеру, — предложил Рамон. — Оставьте и вы здесь часть своего войска. Оставьте небольшой гарнизон, который бы курсировал по стране, который бы перемещался из одного города в другой — так вы создадите у врагов иллюзию, будто бы вся страна вооружена!
— Превосходный замысел! — воскликнул Ринальдо и ударил кулаком по подлокотнику трона. — А покуда враги будут торчать у моей границы, я поведу основные силы к Бордестангу и сниму с города осаду! — Однако пыл короля быстро охладел. — Но это было бы слишком дерзко. Я отправлюсь сражаться с врагами, чья сила подкреплена могущественными колдунами, а у меня чародея не будет!
— Уже есть, — усмехнулся Рамон.
Тафа ибн Дауд пребывал в печали. Тафа гневался и ругался.
— Что, опять эта чушь? — спрашивал он Шарифа Хайфу. — С какой стати кто-то должен пугаться из-за какого-то там сна?
— Никаких причин пугаться нет, о мой господин, если такой сон приснится раз, и притом одному человеку, но когда он снится много ночей подряд сотням людей сразу и во сне они видят одно и то же, то люди начинают шептаться о колдовстве.
— И все только из-за сна? — фыркнул Тафа. — Сны никому не могут повредить. Что же за трусы те, кого это пугает?
— Дело не в том, мой господин, что рыцарь, которого видят наши люди во сне, такой уж страшный, — осторожно проговорил Хайфа. — Он дряхл, стар, у него плохие доспехи и жалкое оружие, но он не ведает страха. Он полон ярости, он беспощаден, он зарождает сомнение в сердцах наших соотечественников.
— Тогда скажи им, чтобы они видели во сне наших яростных воинов! — рявкнул Тафа. — Пусть перед сном думают о Тарике и Абу Бакре! И еще... раздавай всем понемногу гашиша на ночь. Все. Доброй ночи, Шариф! — И Тафа отвернулся, не задернув за собой полотнище шатра. Полотнище подхватил ветер и принялся трепать.
— Доброй ночи, мой господин, — тоскливо пробормотал Шариф Хайфа и, отвернувшись, стал искать немного гашиша и для себя.
— Сдавайся, марокканская собака!
Тафа, ошарашенно моргая, вскочил на ноги и увидел, как прямо на него, верхом на старой кляче с заплетающимися ногами, несется безумного вида седобородый и седовласый рыцарь с медным тазиком для бритья на голове. Рядом со стариком на ослике трусил приземистый толстяк.
Тафа как зачарованный уставился на наконечник копья. Наконечник был треснутый, прикрученный к древку веревкой, однако казался очень острым. Тафа отпрыгнул в сторону. Старый безумец проскочил мимо него, но тут же поворотил коня и вернулся. Тафа хотел выхватить ятаган, но обнаружил, что ножны пусты. Он опустил глаза вниз и сделал еще одно неприятное открытие: он был одет, как нищий пастушок.
Невероятно! Тафа лихорадочно огляделся по сторонам. Он стоял на выжженной солнцем пустоши, где клубилась пыль и росли чахлые кучки травы. Где горы? Где его войско?
Старик вновь помчался на него. Его глаза сверкали, губы были сурово сжаты.
Тафе стало страшно: с чего это старик так расхрабрился? Наверное, он и вправду чокнутый?
— Возвращайся домой, порождение пустыни! — вскричал старик. — Возвращайся домой, иначе мое копье отправит тебя в загробный мир!
Тафа снова успел уклониться от копья. Нет, невероятно! И тут же пришла мысль о том, что все это ему только снится.
И вдруг страх отступил. Во сне можно действовать по-своему! И как только рыцарь на своей клячонке снова прогрохотал мимо, Тафа выхватил из-за пояса пастушью пращу. Зарядив ее камнем, он раскрутил пращу над головой, дождался, когда рыцарь снова развернет коня, и швырнул в безумца камень. Камень ударился о медный шлем рыцаря. Старик покачнулся в седле, но выпрямился и вскричал:
— В золотом шлеме Мамбрино я неуязвим! Делай что хочешь, несчастный пастух! Меня нельзя победить. Я упаду, но встану вновь!
Тафе снова стало страшно, но теперь он уж и не знал почему. Старик пришпорил клячу, и она поскакала прямо на Тафу — не на великого полководца, а на простого пастуха.
Хватит! Тафа отпрыгнул в сторону, над ним взметнулось копье. В последний миг Тафа метнулся к лошади, ухватил древко копья посередине и изо всех сил дернул копье на себя. Копье выпало из рук рыцаря, высоко взлетев, древко угодило старику в подбородок. Старик запрокинулся, соскользнул с лошади и упал.
Его кляча повернула морду и отчаянно заржала. Тафа подкрался к упавшему рыцарю и занес копье для
