правда, под ручку. Чинно так шли, вроде бы все прилично, хотя было видно, что оба еле сдерживаются.
– А Скворцова что? – полюбопытствовал Крячко.
– А Скворцова осталась в своей аптеке, сидела там зареванная. До вечера так ее и не открыла. Боялась, наверное.
– Что ее зареванной увидят? – хохотнул Крячко.
– Ну, точно не знаю, что у нее на уме было, только просидела она так до вечера взаперти, потом вышла, носом шмыгая, аптеку закрыла и ушла. И больше на работу не выходила. А через три дня уволилась. Вот, в общем, и вся история.
– То есть она была любовницей Лемешева? – подытожил Гуров.
– Я свечку не держал, – усмехнулся Орефьев. – За что купил, за то и продаю.
– И больше она в части не появлялась?
– Нет. Потом другая аптекарша приехала. Ну, та постарше и совсем не такая симпатичная, – с неким сожалением проговорил сержант.
– А у Лемешева как с женой? – поинтересовался Крячко.
– Да откуда же я знаю? – искренне удивился Орефьев. – Наверное, нормально. Во всяком случае, она сюда тоже больше не приходила.
– А Лемешев какие-то комментарии делал по этому поводу? Ну, он же не мог не понимать, что кое-кто из солдат явился свидетелем этой сцены. Вот как ты, к примеру, – сказал Гуров.
– Нет, что вы! Да Лемешев в жизни виду не подаст, что что-то произошло. Лица не уронит. Он держался так, словно ничего не произошло. Я же говорю, он не зря с женой под руку из кабинета вышел, чтобы внешне все выглядело чинно-благородно.
– Скажи, Никита, а вот этого человека тебе не доводилось встречать?
Гуров показал сержанту фотографию Валерия Костырева, но Орефьев ее не опознал. Насчет фамилии сказал, что вроде бы слышал ее мельком от кого-то из старослужащих, но никогда не интересовался этим человеком и сказать о нем вообще ничего не может. Зато Костырева сразу узнали другие солдаты и офицеры, к которым Гуров и Крячко, разделившись, чтобы не терять время, отправились после беседы с дежурным.
Когда примерно через сорок минут они встретились у ворот части, оба смогли поделиться полученными сведениями.
«Костырев? Классный мужик! Не вредный, не зануда, не самодур. Никогда не придирался по пустякам, спрашивал всегда за дело. Жалко, что он уволился, при нем служба лучше шла…»
«Скворцова? Известная штучка! Она еще с Костыревым крутила. Да не просто так. Любовь у них была. Ну, во всяком случае, с его стороны. А когда Костырев закладывать стал и уволился, она хвост подняла и послала его. А ведь он звал ее с собой! Не поехала… Да зачем он ей сдался, без денег?»
«Скворцова – телка клевая! Откуда знаю? Лично проверял! Да она совсем не против была, сама заигрывала. Любвеобильная дамочка. Да вы что, какая любовь? У меня семья. Так, встретились пару раз, трали-вали – и до свидания! Да она со многими путалась. Мадам безотказная. Встретите – привет передавайте!»
«Скворцова все замуж хотела удачно выйти. Только, кроме Костырева, ей никто этого всерьез не предлагал. Ну, она попробовала с одним, с другим – ничего не вышло. Потом уже ее Лемешев подобрал. Сам видел, как она к нему в машину садилась после работы. А потом она борзеть начала, настаивать, чтобы он женился на ней. А Лемешеву это зачем? К тому же жена стала догадываться. Вот он и спровадил ее от греха подальше. Откупился щедро, машину ей купил. Этим рот и заткнул. Нет, она не приходила к нам. Зачем? Она свое и так уже получила!»
«Нет, с Костыревым я не воевал. Я же только пятый год в армии, вообще войну в Чечне не застал. И слава богу! Костырев после этой войны так в себя и не пришел, спился, говорят, совсем. А уж на что мужик с характером… И вообще, я против войны. Зачем в военные пошел? Как раз, чтобы ее не было! А что, вы за войну?»
«Не знаю, кажется, тех, с кем Костырев воевал, в части и не осталось. Разве что командир, полковник Лемешев. Вы лучше у него спросите, он с Костыревым много лет знаком. А я ничего плохого о нем сказать не могу. Близко мы не общались. Нет, дело не в возрасте, он ненамного старше меня был. Просто он такой… Закрытый человек. Не очень-то к себе подпускал. Он только с Романенко дружил, вот они как раз вместе в «горячих точках» служили. А когда Романенко убили, совсем в себе замкнулся. Откуда же я знаю кто? Грабители какие-то. Хотя странно как-то… Он богатым-то особо не был. Спросите Липкина, он Романенко лучше меня знал».
Старший лейтенант Липкин действительно знал Сергея Романенко давно. Правда, вместе с ним и Костыревым не воевал, но в мирное время общался с обоими практически каждый день. Он охарактеризовал Костырева примерно так же, как и остальные, – спокойный, молчаливый, порой строгий, но справедливый, не склонный к конфликтам. Романенко был более эмоциональным и разговорчивым. Когда его убили, для всех солдат и офицеров это явилось полной неожиданностью. Полковник Лемешев ходил мрачнее тучи, потому что в часть, естественно, зачастила милиция, а за нею и проверяющие организации. Журналисты приезжали, брали интервью… Еле-еле удалось спасти честь мундира, хотя они тут совершенно ни при чем: убили-то Романенко дома. А Лемешеву все равно неприятности светили. Но потом как-то обошлось.
Рассказал Липкин и о том, что жил Романенко один, потому что, пока воевал в Чечне, жена с ним развелась, продала трехкомнатную квартиру, вышла за другого и уехала куда-то за границу – кажется, в Германию. А Романенко потом выделили однокомнатную – полковник Лемешев лично похлопотал. Ничего, куда одному больше? Жил Романенко скромно, поэтому непонятно, с какой стати его решили ограбить. Пьяницей никогда не был. Иногда, конечно, выпивал вместе со всеми – обычно по праздникам. И тогда впадал в какое-то странное состояние: не то сентиментальное, не то нервное. Мог пустить слезу, начать жаловаться на жизнь, потом принимался костерить самого себя на чем свет стоит непонятно за что… Словом, хорошо, что он не был склонен закладывать за воротник, потому что алкоголь влиял на него не очень хорошо. Живы ли его родители и где их найти, Липкин не знал. О Марине Скворцовой отозвался с большой неохотой, охарактеризовав ее как «стерву первостатейную». Жалел Костырева, говорил, что Скворцова здорово ему нервы потрепала и много крови попортила. Насчет ее отношений с Лемешевым говорить отказался наотрез, а вот адрес назвал сразу же: Москва, Уральская улица, дом 10, квартира 48, метро «Щелковская». И напоследок посоветовал поговорить с майором Игорем Мокиным, сказав, что тот, пожалуй, единственный, кто знал и Костырева, и Романенко еще по Чечне.
Игорь Мокин, широкоплечий и неуклюжий, похожий на медведя, оказался не очень разговорчивым. К тому же он как раз вел занятие среди поступивших новобранцев, и ему пришлось отвлечься для беседы. Его рассказ лишь дополнил то, что уже было известно Гурову и Крячко. Правда, он предположил, что мотивом убийства Романенко могли стать карточные долги.
– Вот как? – удивился Гуров. – И кому же он был должен?
– Да он одно время с какими-то игроками связался, – мрачно говорил Игорь, глядя перед собой. – На мой взгляд, обыкновенные шулеры. Каталы! А Романенко не слушал. Частенько стал поигрывать, а однажды поделился с Костыревым, что проиграл приличную сумму, и его начали трясти. Костырев ко мне – мол, наезжают. Я говорю – ну, давай подъедем, побеседуем. Разберемся, кто прав, кто виноват. Я бы их сразу на место поставил и объяснил, что шельмовать нехорошо. А Романенко, когда узнал, побелел весь, затрясся и давай руками махать – не надо, не надо! Он вообще трусоватый был мужик.
– А вы что?
– А что я? – Мокин повернул к Гурову свою круглую голову, крепко сидящую на бычьей шее. – Мне сказали – отвали, я и отошел. Пальцем только у виска покрутил. Ну, а через пару недель его и убили.
– Милиции вы эту версию высказывали? – поинтересовался Лев.
– А меня никто и не спрашивал, – усмехнулся Мокин. – Больше ничего не знаю, а вилами на воде писать не берусь… Вы извините, меня солдаты ждут.
– Конечно, идите. Спасибо за разговор.
Мокин молча пожал протянутую полковником руку и двинулся в кабинет…
…Вот такими данными обменялись Гуров и Крячко у проходной.
