понять.
- Что происходит? – повторил свой вопрос Фолки.
- Подожди, пап, дай разобраться! Келда… Я ее сегодня вообще не видел! Ее со мной нет, я думал, что она давно уже спит в своей кровати! А Роальд… Его тоже нет, так? Проклятие, я сам знаю не больше вас! Я пришел после весьма плодотворной беседы с Ойвиндом, чтобы сесть и спокойно во всем разобраться, а тут вы меня встречаете с подобными заявлениями! Погодите-ка, я вообще ничего не понимаю!
- Так, - трезво начал Фолки. – Спокойно. Нужно действительно сесть и подумать. Нам всем.
- Подумать? – перебила Эидис. – Ты в своем уме, Фолки? Как можно спокойно думать, когда у нас дома бог знает что твориться?
Хватаясь за голову, она отправилась на кухню, но тут же вернулась оттуда со стаканом чистой воды, который подала Ребекке.
- Выпейте, моя милая. Выпейте. Вам нужно прийти в себя…
Фрекен Абель приняла стакан, но даже не прикоснулась к нему губами. Только безвольно опустила его себе на колени, держа одной рукой, и уронила туда крупную слезу.
- Роальд! – простонала она, прикусив губу почти до крови, сотрясаясь от рвущихся наружу рыданий.
- Надо что-то предпринять, надо, надо… - твердила Эидис. – Фолки, сделай что-нибудь!
- Что?
- Мы должны их найти!
- Но нет ничего глупее, чем бегать ночью по всей деревне и звать их по именам, мама, - возразил Хэвард.
- Тогда придумай какой-нибудь другой план! Твоя сестра…
- Тише! – Хэвард напряженно прислушался. Его чуткое ухо различило знакомую поступь. – Моя сестра, кажется, вернулась.
И действительно, через пару мгновений в дверь постучали. Хэвард, стоявший ближе всех к выходу, отпер, и перед собравшимися в темном коридоре предстала продрогшая Келда, взлохмаченная, взволнованная и мрачная. Ничего не говоря, она прошла в дом мимо брата, родителей и Ребекки.
Остановилась.
Развернулась к ним лицом с пустыми глазами.
- Келда! – Хэвард громко щелкнул пальцами. – Келда, очнись! Что приключилось?
Девушка пристально посмотрела на Ребекку. Прокашлялась.
- Роальд… - начала она.
Ребекка вскочила, расплескав по полу и своей юбке половину воды из стакана. Ее глаза заблестели от надежды и страха одновременно.
- Что с ним? Милая моя, ты знаешь, что с ним? Где он?
Келда сделала глубокий вдох, прежде чем наносить бедной женщине удар в сердце.
- Он ранен.
Ребекка громко вскрикнула и закрыла лицо руками, выронив стакан. Он упал на пол с глухим стуком. Ноги женщины подкосились, и Хэвард, поддержав несчастную за плечи, помог ей опуститься обратно на стул.
- Он ранен и находится под арестом в деревенском участке.
- Нет!
- Он арестован? – изумленно воскликнул Фолки. – За что?
- За убийство Инглинга Сорбо, - просто ответила девушка.
- Нет, нет, нет… - без умолку твердила Ребекка. – Только не это! Я ведь говорила ему, я ведь его просила, умоляла… И что теперь?
- Мне нужен Ойвинд, - решительно заявила Келда. – Хэвард, слышишь? Мне нужен Ойвинд! Где он?
- Успокойся, Келда, Ойвинд у герра Нансена. Зачем он тебе?
- В этой деревне нет ни одного адвоката! А Ойвинд сможет защитить герра Абеля перед судом, понимаешь? – Она опустила плечи и задумалась. – Хотя с другой стороны… Какой адвокат тут может помочь, если он сам признает свою вину? Что тут еще доказывать и опровергать?
Эидис, находясь под впечатлением от страшной тайны Роальда, за которым она ухаживала во время болезни, прислонилась к стене. Фолки мерил шагами комнату. Ребекка плакала, откинувшись на спинку стула.
- Я не знаю, Келда, - устало проговорил Хэвард. – Но я отведу тебя к Ойвинду утром. А сейчас тебе нужно отдохнуть.
- Мне не нужен отдых, Хэвард! – раздраженно воскликнула Келда и оттолкнула протянутую руку брата.
Его нисколько не удивил ее резкий тон, хотя подобное с ней случалось очень редко.
- Вот видишь, ты перенервничала. Тем более, тебе нужен отдых.
Спокойный голос брата подействовал, как лекарство.
- Да, верно. Ты отведешь меня к этому герру Нансену утром?
- Конечно. Я ведь пообещал. Иди спать.
Роальда разбудил лязг ключей и дверного замка. Скрипнули дверные петли, и полоска света, постепенно расширяясь, скользнула в темную камеру. Он сел на своей кушетке, которая была настолько короткой, что ноги его свисали почти до пола, и, щурясь с непривычки, посмотрел на людей, стоящих на пороге.
Один из них был жандармом, узнать его не составляло большого труда, ведь это он (Роальд хорошо это помнил) встретился им с Келдой и Томасом на темной улице. А вот второй…
Его Роальд никогда прежде не видел.
Держа в руке фонарь, человек поблагодарил жандарма, открывшего дверь темницы, и тот запер их. Нежданный гость приблизился к заключенному, подняв фонарь до уровня лица, и Роальд смог довольно хорошо его разглядеть.
Молодой человек. Примерно одного с ним возраста.
У него было вытянутое лицо с орлиным носом, густыми бровями, и решительными линиями рта и скул. Светлые волосы падали на лоб, а глаза… глаза были глубокими, глубже Роальд за всю жизнь не видел. Они смотрели холодно и кололись, будто тысячи мелких шипов. Может быть, из-за этого взгляда глаза человека казались старше, чем он сам… Может быть, из-за того также, что в уголках этих глаз начали образовываться уже первые мелкие морщинки, и глубокая тень залегла в них.
Это было очень мрачное лицо. Но красивое. Устрашающе красивое.
На нем лежала печать страданий и безумия, печать одинокой, ни с кем не разделенной жизни, печать отчаяния и гнева… Да, глаза казались старше. Но в глубине их, за внешней пеленой боли, скрывался ребенок – ранимый маленький ребенок, которого бросили родители.
Которого все бросили.
И почему-то Роальд был почти уверен в том, что перед ним не кто иной, как…
- Торстеин Норсенг, - представился гость.
В его голосе была необъяснимая сила, которая заставляла уважать его обладателя, но вместе с тем и жалеть. Этот голос будто выдавал собой все, что убивало человека изнутри.
- Я слышал о вас, - сказал Роальд, пытаясь улыбнуться. – Очень приятно познакомиться с вами, но, к сожалению, мне довольно тяжело подняться и пожать вам руку…
- Не стоит тратить на это силы, - резко и недоброжелательно процедил Торстеин. – Я не отвечу на твое рукопожатие.
Он явно не желал скрывать свою враждебность.
Но Роальд не будет отвечать ему тем же. Странно, но после всего, что случилось этой ночью, после того, как он посмотрел в глаза Томасу Сорбо и заявил ему о свершении своей мести, душа Роальда успокоилась, и он больше не чувствовал ненависти и гнева. И не хотел вспоминать о них.
Он промолчал, спокойно глядя в ледяные глаза.
