- Поезжай, конечно. Только перед отъездом на всякий случай загляни ко мне – расскажу о своих догадках
- Заметано, - быстро согласилась Сольвейг и, распрощавшись с фру Андерсен, покинула таверну.
Греджерс сел за стол, потянулся, зевнул, приготовившись к работе, и открыл портфель. Внутри оказалась небольшая стопка пожелтевших листов – все это были юридические документы, недавно попавшие в архив Гамвика. Все. Кроме тонкой тетради, которая каким-то образом затесалась среди прочих бумаг, и новенького конверта, который казался ослепительно белым. На сильно помятой обложке тетради было написано: «Дневник Мортена Северуда».
- Хм… Что же он тут делает, интересно узнать, - говорил Греджерс сам с собой. – Может, Сольвейг нечаянно его сюда положила, может, это какой-нибудь ее дальний родственник… Она мне ничего не говорила, про дневник.
Он так и думал, пока не начал перебирать бумаги и не наткнулся на короткую записку от Сольвейг: «Тетрадь и то, что в конверте, я нашла в доме у человека, который давно умер, чье имя написано на дневнике».
- Ааа… Вот оно что… Значит, это важно! – Фробениус поднял палец. – Посмотрим, посмотрим… Но сначала надо взглянуть на бумаги.
Документы, датированные самыми ранними годами, не предоставили детективу никакой интересной информации. Из них можно было узнать лишь о том, что много лет назад некий богатый купец из влиятельного семейства Нильсонов выкупил дом у первоначального владельца – герра Сольдестада, и затем долгое время особняк передавался по наследству, пока наконец…
Стоп! Вот он – стоящий внимания документ!
Внизу стояло имя юриста – Мортен Северуд.
- Так-так-так… - Греджерс поерзал на стуле и сильнее оперся локтями на стол. – С этого места повнимательнее…
1838 год.
Акт передачи собственности на дом и прилегающий к нему участок от Кайла Нильсона, не имеющего наследника, его близкому другу, некому Верманду Якобсу.
И далее. Следующий документ. Последний.
Так скоро?
1842 год.
Смерть Верманда Якобса. Все права наследования в связи с эти мрачным и печальным событием переходят к его единственному сыну Эрику Якобсу. Подпись та же.
- Ну и что, Сольвейг? – спросил Греджерс, в недоумении разводя руками. – Вот и все документы, я прочитал. Два из них составил этот Северуд – а что дальше-то?
Тут детектив вспомнил про тетрадь. Вообще-то у него не было привычки рыться в чужих дневниках, но тут дело такое… Очччень важное и интересное. Да и к тому же, ведь обладателю дневника уже все равно, кто там будет копаться в его записях, пусть даже отражающих самые сокровенные мысли. Он ведь уже умер, как предусмотрительно сообщила Греджерсу Сольвейг.
В общем, Фробениус открыл дневник и быстро пролистал первые несколько страниц, в которых описывалась молодость Северуда. Ух, как это было давно! Раньше, чем были подписаны те два документа, так что Греджерса эти записи не заинтересовали. Но вот совсем другое дело…
Если те, первые заметки были явно написаны пером и чернилами, то здесь, по всем признакам, писали уже авторучкой. Да и правильно: год-то стоял уже 1869.
Ишь, какой скачок!
Подтянув повыше свои очки, Греджерс начал внимательно вчитываться в каждое слово, водя пальцем по ветхим страницам.
И вот что, собственно, он прочитал:
«Давно не брался я за этот дневник, очень давно. Но теперь должен вернуться к нему, потому что болезнь все наступает, смерть моя близка, но на душе осталось еще то, о чем я не рассказывал никому! То, о чем я теперь сожалею, потому как, похоже, дело мое обернулось злом.
В 1838 году мой друг Кайл Нильсон объявил мне, что умирает от редкой болезни, не помню ее названия. У Кайла не было наследника и он, как мне казалось, не подумав, решил передать свой дом какому-то неизвестному человеку, который жил где-то на севере нашей страны, в маленькой деревне возле берега океана. Он даже не сказал, как его звали: не хотел, чтобы о его неожиданном богатстве узнали завистливые люди, недоброжелатели, которые, должно быть, были у него в деревне, а может, и в самом Гамвике. Так или иначе, человек этот решил скрыть свою личность и мой друг Кайл убедил меня оформить дом на имя несуществующего Верманда Якобса. Я был глуп. Я согласился. Хотел помочь умирающему товарищу.
Я очень скоро позабыл о том, что совершил, но четыре года спустя ко мне явились двое мужчин. Одному из них было лет сорок, другой же был моложе лет на пятнадцать. Они сообщили мне о смерти «Верманда». Тот, старший, представился как «Эрик, сын Верманда Якобса», но не знаю: наверное, это тоже было выдуманное имя. Чтобы подтвердить свое заявление, он показал мне три одинаковых маленьких вещицы, которые некогда принадлежали Кайлу и которые Кайл подарил своим Якобсам. Я человек очень несведущий в делах, касающихся различных безделушек, поэтому даже не знаю точно, как они называются. Одну эту безделушку этот Эрик отдал мне, как благодарность за помощь. Я оформил бумаги на него.
В последствие я узнал, что в доме почти не бывали ни первый Якобс, ни второй. Они приезжали в город обычно по ночам, не показывались на людях и очень скоро уезжали, не проходило и недели. Потом Эрик стал, видимо, кого-то брать с собой, потому что в народе говорили: «Их теперь стало двое. Теперь два человека приезжают в темный особняк».
Да, так называли дом Кайла. «Темный особняк». Некогда роскошный, гостеприимный, похожий на дворец, этот дом теперь стал собирать вокруг себя темное, туманное облако страшных слухов. Поговаривали, что после смерти Нильсона, он стал проклят…
Не нравятся мне эти Якобсы. Ох, не нравятся!
В конце 1857 года я заметил, что приезжать снова стал только один. Может, Эрик умер, а новый владелец не желает прибегать к моим услугам? Не знаю. Никто не имел права вторгаться в дом и подстерегать таинственного хозяина, ведь по бумагам все было правильно.
И это благодаря мне!
Боже, во что я вляпался!
Да никто и не хотел связываться с Якобсами. Их жутко боялись непонятно почему.
Не знаю, что будет дальше… Не знаю. Мне легко умирать, потому что я хочу поскорее уйти от всей этой истории.
Ах да, та самая вещица… Я кладу ее в комод. Там, в верхнем ящике, есть потайная выемка. Там будет лежать подарок Якобса. Нет, подарок Кайла! По праву она принадлежала ему, да ведь и ради него я все ЭТО затеял…
Теперь все».
Греджерс закончил читать и откинулся на спинку стула. Мдааа… Чем дальше, тем запутанней, тем сложнее, тем глубже в прошлое. Вон, аж до тридцать восьмого года добрался!
- Боже, боже, боже… - пробурчал себе под нос Греджерс.
Все в голове перепуталось, перемешалось. Настоящий сыр-бор! И даже сосредоточиться совсем не получается: наверное, годы берут свое. Да только… черт возьми, ничего они не возьмут! Не в возрасте дело, не в возрасте… А просто он, Греджерс Фробениус, в полной растерянности и от этого нервничать начинает. Вот оно – раздражение – верх над ним берет. Что там говорил по этому поводу тот молодой экономист, Хэвард Халворсен? Про то, что когда задачка не хочет решаться…
Так-так-так! Внимание!
Хэвард Халворсен? Ойвинд Хёугли?
Что же они там такое говорили про своего Ари Сорбо?
Еще пара мгновений – и старый детектив вскочил на ноги, громко хлопнув себя по лбу.
Он понял.
