они не могут не проказничать. Я считаю, что сильнее всего пальцы чешутся у Лассе. Угадайте, что он сделал однажды? Буссе подарил ему на Рождество маленького смешного поросенка. Поросенок был резиновый, которого можно надувать. А когда выпускаешь воздух, он громко пищит. И в один день Лассе взял поросенка с собой в школу. Он учится не в одном классе со мной. Но из-за того, что у нас в школе всего двадцать три ученика, мы все сидим в одном школьном зале. У нас всего один зал. И только одна фрёкен. Поэтому я знаю про случай с поросенком.
В нашем классе был урок чтения. Это мой самый любимый предмет. И как раз была моя очередь читать про Густава Васу[9].
«Тогда король ударился в слезы», — прочитала я. И только я это сказала, как послышался ужасно печальный писк. Можно было подумать, что это пищал Густав Васа. Но это пищал не Густав Васа, а поросенок, который стоял в парте Лассе. Лассе сунул руку в парту, вытащил пробку из попки поросенка, и воздух стал выходить. Все дети захихикали. Похоже было, что фрёкен вот-вот тоже засмеется. Но она не засмеялась. Лассе пришлось стоять в углу целый час. И поросенку тоже.
Но безобразничает не один Лассе. Все мальчишки почти что одинаковые. Один раз фрёкен нужно было идти на собрание. Она велела, чтобы мы сидели одни, считали и рисовали. А Бритту она попросила, чтобы та сидела вместо нее. Потому что Бритта примерная ученица.
Но только фрёкен вышла за дверь, как мальчишки подняли шум.
— Фрёкен! Фрёкен! — кричали они Бритте и поднимали руки.
— Что вам надо? — спросила Бритта.
— Мы хотим выйти! — хором завопили они.
А один мальчишка, его зовут Стиг, крикнул:
— Фрёкен! Фрёкен! Сколько бифштексов получается из одной коровы?
А Буссе спросил:
— Вы не слышали, фрёкен, хороший ли нынче урожай картошки?
— Представьте себе, слышала!
Тогда Буссе добавил:
— Значит, у вас, фрёкен, отличный слух!
Лассе поднял руку и попросил у «фрёкен» разрешения показать ей, что он нарисовал. Потом он подошел к ней со своим альбомом для рисования. Весь альбом был измазан черной краской.
— А что ты здесь нарисовал?
— Пять черных негров в темном шкафу, — ответил Лассе.
Бритте вовсе не нравилось быть учительницей. Она обрадовалась, когда пришла настоящая фрёкен. Фрёкен спросила, хорошо ли вели себя дети.
— Только не мальчишки, — ответила Бритта.
Фрёкен поругала мальчишек и велела им сидеть и считать целый час. И подумать только, во время перемены Стиг подошел к Бритте и сказал: «Ябеда-беда», а после стукнул ее ранцем по голове. Разве это справедливо?
По дороге домой Бритта сказала нам с Анной, что никогда в жизни не будет больше учительницей.
Но мы плелись домой медленно-медленно, чтобы Лассе, Буссе и Улле могли догнать нас. Потому что, если бы они пришли домой на целый час позднее нас, их бы еще и мамы поругали хорошенько. А мы решили, что с них хватит наказания учительницы.
А один день мы в школе хорошо повеселились. Это было первого апреля. Мы тогда обманули фрёкен. Ведь первого апреля нужно обманывать. Ну не то чтобы нужно, но можно. И за это не наказывают.
Обычно мы приходим в школу в восемь утра. Но накануне первого апреля мы договорились, что на другой день придем в школу в шесть часов. В школьном зале на стене висят часы. Когда закончился последний урок, как раз перед тем, как фрёкен запереть зал, Лассе подбежал к часам и подвел время на два часа вперед.
И на другой день мы пришли в школу в шесть утра. Хотя часы на стене показывали восемь. Мы изо всех сил топали и шумели в прихожей, чтобы фрёкен нас услышала. Ведь она живет в школе на втором этаже. Потом Лассе побежал наверх и постучал к ней в дверь.
— Кто там? — спросила фрёкен сонным голосом.
— Это Лассе. Будут занятия сегодня в школе?
— Ах, дорогое дитя, — ответила фрёкен. — Я проспала. Сейчас приду.
У фрёкен, конечно, есть часы, но она так торопилась, что не взглянула на них.
Она впустила нас в зал, когда часы показывали восемь часов двадцать минут.
— Не понимаю, почему мой будильник не разбудил меня? — сказала фрёкен. — Какая досада!
Ах, как нам трудно было удержаться от смеха! Первым уроком у нас была арифметика. И как раз, когда мы старательно считали, наверху, в комнате фрёкен, зазвонил будильник. Потому что на самом деле было только семь часов, хотя школьные часы показывали девять.
— В чем дело? — удивилась фрёкен.
— Первый апрель, никому не верь! — закричали мы хором. — Мы тебя обманем, за уши потянем!
Такое можно говорить фрёкен только первого апреля.
— Ну что за проказники! — засмеялась фрёкен.
После всех уроков по расписанию мы думали, что пора идти домой, хотя был еще только час дня. Но тут фрёкен сказала:
— Первый апрель, никому не верь! Вам обман не будет впрок, посидим еще урок!
Пришлось остаться еще на час. Но мы не пожалели об этом. Потому что фрёкен рассказывала нам разные веселые истории.
— Лассе, погляди-ка, у тебя на заду брюки порваны! Большущая дыра!
Лассе стал вертеть головой, чтобы поглядеть, что там у него за дыра. А Улле засмеялся:
— Первый апрель, никому не верь!
Улле очень обрадовался, что сумел обмануть Лассе. Немного погодя мы повстречали на дороге злого сапожника, который живет на полпути от Буллербю до Стурбю. Улле решил и его обмануть:
— Поглядите-ка, господин Снэлль, вот там в кустах лисица сидит!
Но Снэлль даже не взглянул туда, а только сказал:
— А я вижу, что по дороге идет куча сопляков!
А Лассе засмеялся.
К вечеру, когда мы уже выучили уроки, Лассе побежал в Сёргорден и сказал Улле:
— Улле! В Норргорден пришел старьевщик. Он покупает камни.
— Камни? — удивился Улле, позабыв про первое апреля. — А какие камни?
— Да такие камни, как у нас в саду.
И Улле начал собирать камни в мешок. Набрал целую кучу и потащился с мешком в Норргорден. Там и в самом деле сидел старик. Да только он покупал пустые бутылки и тряпье.
— Вот я вам, дядя, принес еще камней, — сказал Улле с довольным видом и подвинул к нему мешок.
— Камней? — спросил дяденька, ничего не понимая. — Ты сказал камней?
— Ну да, — ответил Улле и просиял еще сильнее. — Булыжники первый сорт! Я сам набрал их в саду.
— Вот как, — усмехнулся дяденька. — Ну, тогда ты и в самом деле рубанул по камню[10], дружок.
И тут Улле вспомнил про первое апреля. Он покраснел как помидор и, не говоря ни слова, потащил камни назад. А Лассе стоял у изгороди и орал на всю округу:
— Первый апрель, никому не верь!
