прежнее сновидение, но кошмар навалился, отвергая все на свете.
Вот он совсем маленький – лет пять. В комнате стоит мать, красивая, как роза, в блестящих одеждах. В руках у нее красиво завернутый подарок – для него… запрещенный отцом. Вот она запустила волчок. В голове его закружились чудесные цвета и зазвенел ее смех. Это его день рождения. Боже, как он любил ее – светлую и радостную, так не похожую на отца. Кит вдруг задрожал от страха.
Прижимая палец к губам, она покачала головой, умоляя его молчать. Ему нельзя громко смеяться, нельзя признаваться…
И, как злое видение, вошел граф Уинфорд. Молчаливый. Зловещий. Потребовал игрушку назад.
Пальцы его побелели, схватившись за ненавистную мальчику трость. Она с оглушающим грохотом ударила его по ботинку.
– Нет! – крикнул Кит, невинный и отважный. – Это мой волчок! От мамы!
Он жалобно заплакал и попытался убежать, но отец поймал его. Одним ударом трости сломал волчок. Второй удар пришелся по его плечам. Удары мешались со словами, которых ребенок не понимал… «Немедленное послушание… страх Божий… идиотская безделица…»
Мать стояла и смотрела. Слезы катились по ее щекам. Она не решилась защитить сына и тоже оказалась виновата. Упреки рушились на нее, словно удары: «бесполезная женщина», «уклонение от обязанностей»…
Киту показалось, что он задыхается от ненависти к отцу. Он ненавидел его требования – дисциплину, уроки, постоянный самоконтроль… Ему так хотелось того, что дарила ему мать – смех, игру, любовь.
Задыхаясь, он упал на колени перед отцом, сжимающим его горло. Матери не было. Оставался лишь этот суровый человек и его ненавистная дисциплина.
Потом было утомительное путешествие. Пять дней на коне в Оксфорд с отцом и братом. Слишком много занятии для пятилетнего, шестилетнего, семилетнего мальчика, оставленного со старшим братом и наставником в школе.
Тоска по матери. Он вернулся в Западный Лалуорт, а ее там не было. Он искал ее повсюду. Какая была пустота в душе, когда он узнал, что ее отправили далеко на север…
– Нет! – Кит пытался прийти в себя, стряхнуть с себя эту руку…
– Кристофер! Проснись! – Рука продолжала трясти его.
Пробудившись, он увидел Филиппа и с облегчением вспомнил, где находится. Он спал в гамаке, подвешенном на палубе. Солнце светило ему в лицо. Сощурившись, он выпрыгнул из гамака:
– Как непристойно так долго спать! Что же ты меня раньше не разбудил?
– Тебе нужно было отдохнуть. Я велел твоим людям не трогать тебя. – Заботливый голос Филиппа успокаивал его, как благовонная мазь кровоточащую рану. – Расскажи мне свой сон, Кристофер.
Кит прикрыл глаза, но кошмарное сновидение заволокло его сознание. Сдавило горло, как в детстве отцовская рука.
– Когда я был маленьким, я… Мама принесла мне подарок. Был мой день рождения, пять лет. Я любил играть с мамой, но отец считал это слабостью. Он верил в строгую дисциплину и говорил что мама не умеет воспитывать во мне страх Божий. Я был еще неразумен и думал отстоять игрушку, ослушаться его, сказать ему, что не хочу делать уроки, а хочу играть и быть с мамой, которая любит меня…
Образ матери вспыхнул в памяти, как факел, Кит ясно увидел ее улыбку. А как она смеялась когда он обыгрывал ее в бадминтон! Он ощутил е руку на своем плече и вдруг почувствовал на плече другую ласковую руку, открыл глаза и увидел синие глаза Филиппа.
– Кажется, мое непослушание оказалось последней каплей. Отец послал меня в Оксфорд вместе со старшим братом, а когда я вернулся в Лалуорт матери там не было. Он отправил ее в другие имения по каким-то бессмысленным делам. Теперь я понимаю, что он сделал это специально, чтобы ограничить ее влияние на меня. Отец воспитывал детей с помощью равнодушных слуг, выполняющих его волю. Иногда я пытаюсь вспомнить, как я любил ее в детстве, но не могу.
Филипп страдальчески поморщился. Кит с любопытством наблюдал за ним.
– Ужасно, правда? Жаль, что ты меня раньше не разбудил. Нельзя лентяйничать на своем же корабле.
– Ты и не лентяйничаешь. Я уже позавтракал, – сказал Филипп, поднимаясь за ним. – Тебе оставили горячую пищу. Ничего особенного, но кок все же старался. Когда поешь, мы поговорим с тобой.
Кит на палубе ожидал, что Розалинда вот-вот выйдет из капитанской кабины. Но она, как назло, не появлялась. Он вздрогнул, вспомнив первый сон. Все неправда – он никогда не полюбит женщину так, как он любил мать. Как это больно… Как он доверял ей, обожал ее. А она исчезла.
И в далеком Оксфорде Кит выплакивался по ночам, ненавидя отца и ненавидя ее… Вдруг он вспомнил слова отца: «В тебе слишком много страсти, Кристофер Говард. Я научу тебя усмирять ее». За отлынивание от уроков Кита запирали в комнате, за верховую прогулку без позволения сажали на хлеб и воду.
Потом он впервые познал женщину и по ночам мечтал о женском тепле. Отец узнал об этом, и снова в ход пошла ненавистная трость. После таких порок Кит не мог ни сидеть, ни лежать на спине и по нескольку дней хромал.
К тому времени, когда матери было разрешено находиться в замке одновременно с Китом, она уже превратилась в тень, бесшумно скользящую по дому. Вскоре он ушел из дома.
И вновь его мысли вернулись к Розалинде. О. это наслаждение на ее прекрасном лице! Он дал ей свободу, бескорыстно раскрепостил ее, обуздав свою страсть, но разжигая ее… Ошибался отец, ибо Кит способен обуздывать страсть. Просто раньше он нарочно безрассудно растрачивал ее – каждую ночь с новой женщиной. Одна за другой, и всегда в поисках нового он следовал их зову.
Прошел год с тех пор, как он последний раз обладал женщиной. Целый год. Теперь же одна только мысль о Роз пробуждала его желание. Он оглянулся, проклиная медлительность девушки. Ему так нужно увидеть ее, посмотреть ей в глаза.
Проклятие и еще раз проклятие! Довольно думать о ней! Другие, любившие его, только мешали Киту! Да, мешали, висели на нем, просили того, чего он не мог дать. Кит меньше всего хотел, чтобы его любили те, кого не любит он.
Кристофер встал к рулю. Земли не видно. Небо, накануне темное, теперь было невинно-голубое. И яркое солнце. И высокие облака. Волны обволакивали корабль, как бы прося прощения за вчерашнее.
Вчерашнее… Розалинда, вечная Роз! Он провел руной по запутанным волосам. Черт! Ему понадобится расческа и надо умыться. Это ведь все ради нее! Кит решил прекратить свои попытки забыть ее. Он заметил Филиппа внизу и спустился, чтобы сменить его на палубе.
– Если тебя беспокоят расчеты, – сразу успокоил его Филипп, – то я все сделаю сам, хотя думаю, ты тоже можешь.
– Лучше с твоей помощью. Пока что я позволил Райтману попробовать астролябию. Он знает немного, но я обещал ему…
Кит замолчал, увидев Розалинду в его накидке.
По спине волосы были заплетены в две толстые длинные косы, свежий ветер развевал мелкие локоны. Она казалась совсем юной. Он, не говоря ни слова, оставил Филиппа и подошел к возлюбленной.
– Доброе утро, моя Розалинда. – Он еле удержался – так захотелось потрогать ее локоны.
– Доброе утро. Но я не твоя.
– Ты в этом уверена?
– Нет. Но не обольщайся. Я никогда ничего не делаю, когда не уверена.
Кит глубоко вздохнул и шагнул к Роз, но сдержал себя и не прикоснулся к ней, а просто встал рядом.
– Как всегда, ты руководствуешься логикой, – Кит схватил ее косу и кончиком пощекотал свою ладонь. – Очевидно, ты хочешь остаться свободной.
– Впервые с начала этого путешествия ты сказал нечто разумное, – резко ответила она.
– Дай мне шанс, и я скажу что-нибудь еще.
– Например, милорд? – Как всегда, Розалинда смотрела на него вызывающе.
– Мы же договорились, Роз. Давай больше не ссориться. Мы уже обсудили все камни преткновения…
– Лишь то, что касается моего корабля и плавания в Антверпен, милорд.
