Еще рывок.
У-у-ух! Кто-то из них, слава богу, остался с носом.
Еще поднажать… совсем чуть-чуть и хоть немного быстрее…
Но тут кто-то взял и бессовестно вцепился мне в голую пятку. Да с такой силой, что я, наконец, вспомнила, каково это, когда тебе больно. А потом, оглянувшись, я звучно сглотнула: мама! Меня держала Темнота! Схватила, зараза, за расплывчатую, но уже вполне угадываемую по очертаниям (появившуюся?!) ногу, а теперь тянула обратно! К себе! Своими наглыми загребущими лапами… нет, уже не лапами, а чем-то непонятным… ох, грехи мои тяжкие! Кажется, Она, наконец, решила показать свое истинное лицо: оскаленное в злобной ухмылке, крайне неприветливое, перекошенное настоящим вожделением и буквально сочащееся предвкушением славного обеда. Только слюней изо рта и не хватает. Зато зубов там…
Вздрогнув от вида медленно распахивающейся пасти, в которой бурлила настоящая Тьма, переваривая поглощенные до меня звезды, я взвизгнула, дернулась и со всей силы лягнула непонятную тварь, одновременно вывинчиваясь из ее лап, будто склизкий червяк с крючка рыболова.
Вот тебе, сволочь! Будешь знать, как приличных девушек хватать за всякие разные места. Ищи теперь приличного стоматолога, уродина! И не забудь про страховку, которая всех твоих трат, я надеюсь, до конца жизни не покроет!
Обиженный визг ударил по ушам противной сиреной, заставив меня издать болезненный стон. Но дело сделано — нога была свободна. Правда, болела, зараза, зверски, но зато она хотя бы была. Я ее ЧУВСТВОВАЛА! Снова! А почувствовав, так наддала, что слетающиеся со всех сторон товарки обиженной мной зверюги только щелкнуть зубами успели — я пролетела мимо, как фанера над Парижем. Взбудораженная, решительно настроенная и гневно грозящая всем этим облизывающимся харям плотно сжатым кулаком.
Вот вам всем! Фигу, а не меня на блюдечке! Вот сейчас еще одной двину в зубы… на, получи, собака!.. а теперь тебе подарочек на носу выцарапаю… будешь знать, как мне дорогу загораживать!..
Уф!
Совершив последний рывок, я буквально врезалась в мирно мерцающее окно, уцепилась за него обеими руками, которые вслед за ногой тоже решили проявиться. Потом подтянулась, едва избежав звучного щелчка чьих-то озлобленных челюстей. И, успев напоследок услышать дружный разочарованный вой, провалилась в никуда. До самого последнего мига торжествующе улыбаясь и откуда-то точно зная, что мне больше ничто не грозит.
А еще почему-то подумав, что, наверное, я не зря все-таки спрыгнула с крыши. По крайней мере, ТУТ было точно интереснее, чем на оставленном мной небоскребе.
Приземление, по закону подлости, было жестким. И ой-ой-ой, каким болючим. От удара я тихо взвыла, одновременно силясь вдохнуть, в глазах потемнело, ушибленная еще раньше голова безумно гудела. Руки и ноги я, слава богу, начала снова чувствовать и даже поняла, что ничего себе не сломала, но грудиной ударилась конкретно. Да с такой силой, что аж звездочки цветные заплясали. Одно радует: гаражи с их металлическими крышами явно остались далеко в стороне, иначе квакать бы мне сейчас раздавленной лягушкой. Тогда как я, благодаря милости провидения, все еще жива, цела и даже как-то шевелюсь, потому что с размаху упала на что-то мягкое, теплое и, кажется… живое?!
Едва сумев протолкнуть в себя первый глоток воздуха, оказавшийся восхитительно свежим и поистине целебным, я осторожно приподняла голову. Та-ак. Кажется, я и правда на кого-то приземлилась. Довольно удачно, надо сказать. Для меня. Потому что лежу себе на пузе, царапаю подбородком чью-то широкую грудь, морщусь от попавшей в рот непонятной пуговицы, старательно выискивая бедолагу, которого так некрасиво сейчас раздавила. Заодно, мысленно подыскиваю достойные оправдания для такого некрасивого поведения, подумываю, как бы подостойнее выкрутиться, чтобы мой неожиданный спаситель не сдал меня сразу в кутузку. Все ж он не зря до сих пор не может прийти в себя. Лежит тут трупом, судорожно дергается, тщетно пытаясь вдохнуть, и как-то нехорошо побулькивает.
Ой. Надеюсь, я ему ничего не сломала?!
Еще осторожнее отнимаю щеку от голубой рубашки. С невесть откуда взявшейся робостью пытаюсь отыскать его глаза… стоп! Его?! Хотя да, думаю, что это — мужчина, потому что тело больно уж крепкое. Да и грудь плоская… кхм. А еще подбородок вверх торчит: вполне мужского вида, хотя и наполовину скрытый красивой серебристой прядью каких-то удивительно гладких волос.
Ой. Кого же это так славно приголубила?
Поднимаю голову еще выше… и вот тут-то чувствую, что меня словно обухом по голове ударило. Во- первых, потому, что до разума, наконец, добралась своевременная мысль о том, что полет с — дцатого этажа новостройки по определению и в принципе не мог закончиться для меня так благополучно. Во- вторых, потому, что некстати вспомнила свои приключения в Темноте. В-третьих, потому, что обнаружила себя не на окровавленном асфальте, как можно было бы ожидать, и даже не на вдавленном сиденье пробитого мною автомобиля, а на какой-то живописной лужайке. Без парашюта. Безо всяких ремней и строп. Без тяжелого рюкзака за плечами. Без кроссовок и спортивной куртки. В подозрительной близи от незнакомого типа в голубой ру… э-э, нет… видимо, все-таки в тунике (потому что длинная и какая-то необычно шелковая), который (о, ужас!) от моего приземления все никак не мог прийти в себя! Более того, кажется, ему сейчас очень плохо. Так плохо, что он даже глаза закатил и весь побелел, как полотно. Бедняга. Я такой белой кожи, наверное, ни у кого в жизни не видела. А уж когда он открыл глаза и глянул в упор, то вообще тихо обалдела.
У моего спасителя оказались невероятно крупные, просто невозможно крупные и потрясающей глубины глаза. Совершенно черные, что на его белой коже смотрелось довольно жутко. Напрочь лишенные ресниц. Я бы даже сказала, что они похоже на стрекозиные, если бы радужки имели фасетчатый рисунок, однако это было не так — глаза у него совершенно гладкие, немного выпуклые, неестественно блестящие, но напрочь лишенные белков. Просто два черных провала на совершенно белом лице. Да и само лицо тоже… ох, под стать: узкое, почти треугольное, с резко выступающими скулами и практически незаметными полосками бледных губ. Вместо бровей — две тонюсенькие белесоватые черточки. Подбородок острый, колючий. Лоб высоченный, прямо-таки ненормально высокий, но ровный, гладкий, без единой морщинки. Уши небольшие, идеально круглые, плотно прижатые к голове, но снизу их будто кто-то подрезал — совершенно ровные, без мочек и почти без привычных хрящей по краешку раковины. Добавьте к этому синеватую нитку вен под белоснежной кожей, пузырящуюся на губах голубоватую жидкость, которая, видимо, заменяла ему кровь, подозрительно расплывающееся на левой половине груди такого же цвета пятно… и вот тогда поймете, почему я, отпрянув, с таким ужасом уставилась на торчащую оттуда рукоять ножа.
Боже. Кажется, я его убила!!
В тот момент мне было не до особых раздумий о происхождении гуманоида. О том, кто он такой, откуда тут взялся. Откуда я сама тут взялась, вся такая незваная и нежданная. И уж тем более мне было не до того, чтобы рассматривать кончик чуть изогнутого клинка, оставшийся непогруженным в еще вздрагивающее тело. Я даже не понимала, что оказалась далеко не в черте города. Не соображала, что случилось и как такое вообще стало возможным. Я даже осмотреться как следует не могла, потому что неотрывно смотрела в чужие, подергивающиеся мутноватой пеленой, но все еще живые глаза. Как поймала его неподвижный изучающий взгляд, так и не сумела больше оторваться — этот взгляд завораживал, гипнотизировал, заставлял забыть обо всем, обволакивал во всех сторон, как вязкая патока, и куда-то утягивал, утягивал, утягивал…
Мне даже в голову не пришло поинтересоваться, чем он занимался в тот момент, когда я свалилась на него сверху, как снег на голову. Все же его плачевное положение (пусть даже вызванное мною) было очень странным: согласитесь, трудно представить себе позу, в которой должно было застать его мое появление, чтобы моя бренная тушка… с изрядной высоты… упав вертикально, да прямо ему на грудь… сумела так четко впечатать тот клинок по самую рукоятку. Как ни крути, я должна была красивой незнакомкой упасть ему прямо в руки, прибив их книзу и, заодно, оттянув до самой земли. Выбить нож, на худой конец. Сломать что-нибудь. Или шарахнуть его аккуратно по темечку, опять же гарантировано отправив в нокаут. Но чтобы умудриться повернуть в полете нож… не дурак же он направлять его на себя?!.. и так удачно толкнуть под локоть, чтобы он с силой вбил этот нож в свою собственную грудину…