воспринять неправильно. И нам следовало раньше провести параллель с Изиаром, который когда-то тоже ушел в Нижние Миры. Кто ж знал, что Брегарис так все извратит?
- Это моя оплошность. Это я посчитал, что промолчать будет лучше.
- Шила в мешке не утаишь, - грустно улыбнулась она. - Возможно, нам просто следовало рассказать им сразу? Впрочем, еще ведь есть время. Раз уж они стоят перед тобой и до сих пор упорствуют... как думаешь, я смогу их убедить?
- Я не хочу, чтобы ты снова это переживала, - твердо сказал Тирриниэль. - И не хочу, чтобы ЭТО снова повторилось.
Белка покачала головой.
- Нет, Тиль. Посмотри, что получилось из нашего общего молчания: они не верят, что все было совсем не так. Думают, что ты используешь меня, как ловушку для их детей, братьев, отцов... ведь это действительно так заманчиво? И именно это когда-то хотел проделать Талларен? В том числе, и с тобой? Инару, Элларе... подойдите.
Эльфы непонимающе переглянулись.
- Да не бойтесь, не съем я вас, - устало потерла виски Белка. - Просто хочу кое-что показать. Так, чтобы вы поняли, почему Тиль никогда не рискнул бы повторить Изменение. Не говоря уж о том, что Таррэн не стал бы продолжать путь Изиара и ушел с Лиары совсем не ради Кругов Жизни. Если беспокоитесь за свой рассудок, то стойте там, но отдайте мне свои перстни... или даже чей-то один. Этого вполне хватит.
Перворожденные нервно дернулись, помня о том, как легко она крошит заговоренные изумруды.
- Клянусь, что не разобью и никоим образом не испорчу, - быстро поняла их колебания Белка. - Жизнью клянусь, что не стану. Просто покажу, как все было. А потом снова верну. Слово Стража.
Глава Старшего Дома задумчиво пожевал губами: о ее верности слову знали все. Считалось, что Стражи слово не нарушают. Тем более, Гончие. То есть, если она пообещала не причинять вреда, то действительно не станет. А если и вздумает обмануть... он пристально взглянул в печальные голубые глаза Белки и неожиданно стянул с руки тяжелый перстень.
- Благодарю, - кивнула она, осторожно сжав в ладони тонкий золотой ободок. - А теперь сядьте, потому что это будет тяжело.
- Спасибо. Мы постоим, - настороженно отозвался за всех Инару.
- Как хотите. Тогда отойдите от края холма и постарайтесь не противиться. Наложенные узы еще крепки - я вижу. Значит, то, что поймешь и увидишь ты, поймут и увидят все. Вот только... это не слишком приятная правда. Но тут уж моей вины нет. Простите, если будет слишком больно.
'Больно?' - удивленно моргнул Эналле, собираясь спросить вслух, но Гончая уже прикрыла глаза, а его родовой перстень тускло засветился.
Глава 12
Его накрыло темнотой сразу, как крышкой гроба. Внезапно и бесповоротно. Так неожиданно, что глава Дома Этаррас сперва насторожился, потом слегка испугался, и, в конце концов, просто растерялся.
Какое-то время, пока Белка настраивалась на чужой перстень, остроухому было некомфортно, а потом в его голове что-то вспыхнуло, и ослепленный эльф с тихим стоном осел на землю.
В одно бесконечно долгое мгновение он вдруг увидел все: душный подвал, растерзанные тела, на которых пылали проклятые руны; неверный свет факелов, дрожащий от неуловимо быстрых движений чужих рук; потоки засохшей крови на полу; белокурые волосы, разметавшиеся по грубому дереву; покрытую алыми разводами простыню... а затем услышал тихий размеренный голос, от которого немолодого эльфа бросило в дрожь.
Ллер Эналле судорожно вздохнул и на мгновение очнулся. Но почти сразу его снова окунуло в кровавое марево забытья. Снова безжалостно вырвало в душный подвал, но на этот раз он оказался в чужом теле - слабом, беспомощном и распятом. Человеческом теле, над которым так долго и скрупулезно трудился невероятно красивый эльф с несомненными чертами Изиара.
За какие-то жалкие мгновения Эналле довелось прочувствовать на себе эту муку. Пришлось вынести чужое отчаяние и безумную боль, льющуюся снаружи подобно медленно убивающему яду. Он познал, что такое - быть запертым в собственном теле; понял, как можно молча кричать, в безумии колотясь о стенки разума, как о прутья стальной темницы. Он видел кровь, щедро капающую с насквозь промокших простыней. Чувствовал ее запах. Ненавидел его всей душой и неистово молился, чтобы все это когда- нибудь закончилось. Его тело горело, будто в адском огне, пылало изнутри своей и чужой ненавистью. Его губы со злостью шептали проклятия прекрасному палачу, а дрожащие от слабости руки срывали с себя ненавистный перстень, который (он знал) всю оставшуюся жизнь будет сниться нему в кошмарах...
Ллер Эналле пришел в себя ровно через три удара своего медленно бьющегося сердца. Но далеко не сразу понял, что уже не стоит на земле, а обессилено упал на колени - дрожащий, взмокший от пота, с текущей по лицу соленой влагой и судорожно дергающимся кадыком. Спустя еще одну секунду он окончательно опомнился, осознал себя живым и попытался подняться, но отчего-то не смог - ноги подкосились. Будто на них все еще зияли тонкие, бесконечно вьющиеся по коже разрезы, в которых навеки осталась кровь Перворожденного. Темного. Безумного мага, рискнувшего пойти по пути Изиара.
Тогда он поднял руку и с ужасом увидел, что она расплывается перед глазами. Но не оттого, что ее трясло, как с похмелья, а из-за струящихся слез, которые на самом деле принадлежали не ему.