это плата за полученную силу. Маленькое ограничение, делающее невозможным их уход отсюда. Небольшой побочный эффект от пройденного ритуала. И гарантия того, что эта опасная стая никогда не сорвется с надежной привязи. Теперь понимаешь, почему вы никогда о них не слышали?
Братья озадачено крякнули.
- Значит, это уже навсегда? - наконец, рискнул уточнить Лакр.
- Да, рыжий.
- И нет никакого способа обратить это вспять?
Гончая покачала головой.
- Нет. Процесс, как выяснилось, необратим. Раз изменившись, Охотники уже никогда не станут прежними.
- И они все на ЭТО согласились?!
- Представь себе. Хотя кое-кого я честно отговаривала.
- А ты? - вдруг спросил Стрегон. - Что это дало тебе? Я так понимаю, Охотники тебя уважают и знают, кто ты и как такой стала? Но ты ведь тоже не можешь отсюда уйти, так?
Белка ненадолго задумалась.
- В чем-то ты прав, конечно: я не могу покинуть Пределы. Да и не хочу, если честно. Брадорас когда- то правильно сказал: держат они нас. Крепко держат. Так, что уже никогда не отпустят. Здесь теперь мой дом, моя семья, моя стая... здесь - все то, что мне дорого и чем я живу. Может, это не самый лучший дом; может, он слишком своенравен и порой даже опасен; может, иногда и задумываешься о том, что все могло бы быть гораздо лучше... - она глубоко вздохнула. - Но ты бы понял меня, если прожил не один десяток лет в постоянном страхе и одиночестве. Если бы без конца носил одну и ту же личину, боясь снять ее хотя бы на миг. Если бы день за днем в ужасе просыпался от мысли, что твой взгляд или простое касание сделали кому-то больно. И если бы понимал, каково это - убивать ненароком, всего лишь неосторожным движением бровей.
Стрегон несильно вздрогнул: как ни странно, но именно ЭТО он хорошо понимал. Боги, как же он ее понимал!
- Знаешь, - неожиданно улыбнулась Белка, - когда появились первые Охотники... я имею в виду ТЕХ, настоящих, которых мы так сильно изменили... я впервые поняла, что могу без опаски с кем-то разговаривать. Могу прийти на тренировку без перчаток, и это больше не вызовет ни у кого досады. Могу просто пройтись с другом вдоль Границы, остановиться на ночлег и уснуть, не думая о том, как бы мне понадежнее укрыть спину. И не просыпаться через каждые пять минут в ожидании осторожного касания. Я даже с Гончими не могла быть настолько открытой. Никогда. Это как рассвет после долгих лет мрака и забвения. Как живая вода для умирающего в пустыне. И это невероятное облегчение - знать, что с ними я умею не только убивать.
Тирриниэль тихо вздохнул.
- Значит, Таррэн все-таки нашел способ...
- Да, Тиль. Странный, забавный способ, но он работает: Охотники не поддаются моей магии. Почти. Так что не волнуйся за Шира - с ним ничего не случится. И ты можешь быть точно уверенным, что в эту ночь на меня никто не покусится.
- Бел, а как же...?
- Погоди, не спорь, - мягко остановила его Белка. - Знаю, что все это ново и непривычно, но такие вещи надо обсуждать на свежую голову. Поэтому не спеши с выводами и подожди до утра, ладно? А завтра я все вам объясню.
Братья с опаской покосились на стремительно погружающийся в темноту лес и мысленно согласились: да, такие вещи действительно следует хорошенько обдумать. А еще - запастись терпением, выдержкой и быть готовым к тому, что новое утро принесет грандиозные сюрпризы. По крайней мере, стоит заранее потренироваться в сохранении собственных физиономий непроницаемыми, чтобы не ударить в грязь лицом, когда выяснятся еще более умопомрачительные факты об их крайне необычной спутнице.
А они точно выяснятся. Можно даже не сомневаться.
Глава 14
Стрегон проснулся в удивительной тишине. Странной, непривычной, непонятной и особенно необъяснимой в дремучем лесу, где за каждым листиком и каждым корешком копошится бурная, хоть и невидимая постороннему глазу жизнь: то мелкие мошки шелестят крохотными крылышками, то далекий зверь заревет обиженным голосом, то мелочь какая-нибудь тявкнет под руку, то ветка колыхнется на ветру... а тут - ничего. Будто мир внезапно вымер или притаился, словно хищник перед решающим броском. А может, просто заснул?
Он приподнялся на локте, настороженно прислушиваясь.
Нет. По-прежнему тихо, хотя внешне, казалось, ничто вокруг не изменилось: те же могучие палисандры, та же мягкая трава под ногами, то же темное небо, уже подсвеченное первыми стрелами рассвета... остроухие спутники, разумеется, давно выспались и даже перекусить наверняка успели - им для отдыха нужно гораздо меньше, чем смертным. Нехорошо, конечно, что они сумели подняться совершенно неслышно для чутких ушей Братьев, но это вполне простительно - вчера вымотались до предела все. Вот только настораживает, что пришедшие в себя Темные, включая Лана и Картиса, зачем-то собрались вокруг старого ясеня, сели в кружок, словно дети на празднике весны, и сидят с абсолютно непонятными выражениями на вытянувшихся физиономиях. Бледные, неподвижные, как статуи, с горящими глазами, по которым только и можно признать, что живые...
Стрегон нахмурился и тоже сел.
Возле него, разбуженный смутным предчувствием, немедленно пошевелился Терг. Внезапно открыл глаза, рассмотрел озабоченно прикусившего губу вожака и тут же поднялся, незаметно пнув по пути остальных. Секунду спустя сверху донесся еще один шорох - это Лакр, чувствующий опасность не хуже иного зверя, незаметно сполз со своей ветки. Точно так же, как остальные, он оглядел необъяснимо замерших эльфов, мигом уловил воцарившуюся вокруг гнетущую тишину. Сообразил, что это ненормально, и плавно потянулся за оружием.
Однако Перворожденные отнюдь не выглядели встревоженными. На их лицах не металось беспокойство, пальцы не дергались нервно в поисках родовых клинков, а позы не были напряженными или угрожающими. Скорее, эльфы ненадолго выпали их этого мира, целиком обратившись в слух. Сидели удивительно прямо, вытянувшись всем телом, будто чувствовали в утреннем воздухе нечто странное, неуловимое. А их горящие настоящим восторгом и непонятным благоговением глаза сияли так, будто во тьме зажгли сразу три десятка магических светильников.
Тирриниэль прикрыл веки, едва заметно покачиваясь в такт одному ему слышной музыке. С наслаждением вдыхал каждую обороненную тишиной ноту, будто пьянящий аромат Лунной Зари, впитывал их всем существом, тянулся навстречу. И застывший мир внимал этому чуду тоже.
Стрегон, нахмурившись еще больше, прислушался.
Сперва было очень тихо. Даже слишком тихо, как если бы он вдруг попал на безжизненный остров, созданный из одних только скал и напрочь лишенный какого бы то ни было присутствия. Затем ему почудился непонятный звук, словно кто-то неосторожно задел струну эльфийской арфы. А еще через пару минут тревожной тишины, когда в ушах уже зазвенело от напряжения, необычный звук неожиданно повторился. А затем прозвучал еще и еще, словно просыпаясь. Меняя тональность и силу, складываясь в очень далекую, тихую, но удивительно притягательную мелодию, которую какой-то безумец рискнул исполнять посреди Проклятого Леса.
Он узнал ее сразу - по неуловимому аромату эльфийской магии и чарующему привкусу творимого чуда. Ошеломленно вздрогнул, а потом обессиленно обмяк: это было невозможно, невероятно, неправильно, но все-таки было - эльфийская флейта на самом деле звучала в предрассветном лесу. Звала к себе, заманивала, разговаривала с зарей. Ни о чем не просила, никого не ждала, не печалилась и не
