Лунный мираж над Потомаком
Ю. Н. Листвинов
Пролог
В пятницу 4 октября 1957 г. с ракетодрома Советского Союза поднялась в небо необычная ракета. Её последняя ступень, пронизав толщу атмосферы, вывела на орбиту первый в мире искусственный спутник Земли. Он уже кружил над планетой, когда известие об этом событии достигло берегов Америки.
…В Вашингтоне на приёме, устроенном советским посольством в честь участников конференции по координации планов исследования космического пространства, немногие гости обратили внимание на рассыльного, который, проскользнув между столиков, передал телеграмму одному из членов американской делегации Беркнеру.
Беркнер, прочитав телеграмму, поднялся со своего места и постучал по стакану. «Я хочу, — сказал он, дождавшись тишины, — сделать поразительное сообщение. Редакция „Нью-Йорк таймс“ извещает меня о запуске Советским Союзом спутника Земли. Я поздравляю наших советских коллег с этим достижением».
…Вечером того же дня «Эйр-Коммандор» — личный двухмоторный самолёт президента Эйзенхауэра — приземлился на Геттисбергском аэродроме. Эйзенхауэр «бежал» из Вашингтона от неприятностей, связанных с бурными событиями в Литл-Роке,[1] из-за которых последняя неделя показалась ему самой тяжёлой за всё время пребывания в Белом доме. Он надеялся провести несколько спокойных дней на своей ферме и за игрой в гольф отвлечься от надоевших забот. Но не успел Эйзенхауэр войти в дом, как раздался телефонный звонок и пресс-секретарь Хегерти сообщил, что почти сразу после отлёта президента информационная служба Белого дома доложила о запуске на орбиту советского искусственного спутника Земли.
…Приблизительно в это же время в столовой офицерского клуба «Арми Рэдстоун Арсенал» за ужином встретились директор оперативного отдела армейского управления баллистических снарядов Вернер фон Браун и член группы экспертов по системам вооружений при штабе армии генерал-лейтенант Джеймс Гейвин. Бывшие враги по оружию сошлись, чтобы обсудить и выработать план действий, который приблизил бы осуществление их мечты о создании космического оружия.
Сообщение о советском спутнике прозвучало для них подобно удару грома. Для Гейвина, страстно мечтавшего об уничтожении коммунизма с помощью атомной бомбы, оно оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения. Ему казалось чудовищным, что западные союзники так и не решились поднять оружие против Советского Союза, как об этом прозрачно намекал Уинстон Черчилль. Его недоумение было тем более глубоким, что он приписывал Америке обладание мощью, которая «превосходит человеческое понимание» и благодаря которой она уже якобы пришла к руководству миром.
Фон Браун перенёс потрясение со стоицизмом, который даётся только большим опытом. Глядя прямо перед собой, он хмуро усмехнулся своим мыслям. Он перешёл на сторону американцев, чтобы в следующий раз не оказаться в лагере проигравших, и никогда не скрывал этого. Но теперь, когда на его глазах рушился миф о превосходстве американской техники, Браун снова ощутил тот неприятный холодок, который преследовал его в горах Баварии, где он прятался от отрядов СС в охотничьем замке своего брата Магнуса, ожидая каждую минуту, что бывшие друзья найдут и уничтожат его раньше, чем он как ценный «трофей» успеет попасть в руки американцев.
Обернувшись к сидевшему за соседним столиком Макэлрою, которому вскоре суждено было стать министром обороны США, Браун произнёс вполголоса: «Ну, теперь в Вашингтоне разразится настоящий ад!». И не ошибся. Утром 5 октября новость о появлении «красной звезды, сделанной в Москве», распространилась по всей стране. Радио- и телевизионные компании прервали свои передачи, чтобы ретранслировать в эфир записанный на плёнку звуковой сигнал «советской Луны».
За сдержанными комментариями большинства ведущих газет угадывалась растерянность. Несмотря на то что Советский Союз в точном соответствии с условиями Международного геофизического года заранее сообщил о своём намерении произвести запуск спутника, многие обозреватели либо вообще отказывались верить случившемуся, либо изощрялись в леденящих кровь пророчествах. Предсказывалось даже, что, если русские захотят этого, Нью-Йорк может оказаться разрушенным в ближайшие же дни.
Напуганный апокалипсическими предсказаниями, обыватель быстро терял голову. В Клифтоне полицейские и пожарные бригады атаковали дерево, в ветвях которого, по утверждению свидетелей, запутался «советский спутник»; тяжёлый нервный шок получил один из ньюйоркцев, когда, собравшись понаблюдать за полётом спутника, неожиданно обнаружил у себя за спиной подкрадывавшегося с пистолетом в руках полицейского; ссылаясь на Библию и спутник, призывал покаяться своих прихожан перед скорым концом света преподобный Мартин Клут, пастор церкви Святого милосердия в Вашингтоне; на бирже началось падение акций — уже к 8 октября их общая стоимость снизилась на 4 млрд. долл. Впрочем, это не касалось акций компаний, связанных с производством электронной аппаратуры и ракетостроением, — они раскупались нарасхват.
Паника разрасталась, превзойдя в первые же дни по своим размерам знаменитую истерию 1948 года, вызванную слухами о высадке марсиан в Нью-Джерси. Однако всё это было только пеной, подобно той, которая обычно всплывает на поверхность закипающего варева. Отвратительная сама по себе, она была всего лишь побочным продуктом более глубинных процессов, которые невольно привёл в движение запуск первого советского спутника.
Самая страшная угроза
Со времени запуска первого советского спутника и по сей день в Соединённых Штатах не прекращаются горячие, подчас горькие споры о причинах, приведших страну к проигрышу «великой технической битвы». В качестве своего оправдания апологеты всего американского обычно ссылаются на тот неопровержимый факт, что США в отличие от Советского Союза не располагали ко времени запуска «Спутника-1» сколько-нибудь мощными ракетами-носителями, необходимыми для вывода искусственного тела на космическую орбиту.
Этот ответ, несмотря на его кажущуюся простоту, в действительности мало что объясняет. Если Соединённые Штаты оказались отставшими в области космических исследований из-за отсутствия у них мощных ракет-носителей, то что мешало их вовремя сконструировать и построить?
Наиболее ярые милитаристы не делают секрета, что, по их мнению, дело заключается в «прогнившей государственной системе», благодаря которой гражданские политические деятели всё ещё могут позволить себе давать указания генералам и адмиралам. «Война слишком серьёзное дело, чтобы её можно было доверить военным», — таков известный афоризм. Но в Пентагоне по-своему переиначивают его. «Вопросы обороны, — писала „Уолл-стрит джорнэл“, — слишком серьёзное и сложное дело, чтобы их можно было доверить любителям».
Любопытно, однако, что критики гражданского образа правления с не меньшей энергией поносят и президента Эйзенхауэра — генерала Эйзенхауэра! — в котором раньше они готовы были видеть своего кумира. Слушая их, можно подумать, что, сменив генеральский мундир на штатский костюм, Эйзенхауэр, как по мановению волшебной палочки, превратился в того самого «любителя» в военных делах, один вид которого вызывает у них такое отвращение. Эйзенхауэр, утверждают они, и в этом их поддерживают те, кто видел причину всех бед в личных качествах президента, проявил непонимание нужд обороны Соединённых Штатов, намеренно держал ракетную и космические программы на «голодном пайке». «Несмотря на всю иронию этого факта, — писал обозреватель Дрю Пирсон, — падение военного могущества нации началось именно с того момента, когда её руководителем стал один из наиболее прославленных генералов».
Эйзенхауэр, как генерал старой школы, действительно относился несколько предубежденно к
