После чего, оглянувшись, взял морду зебры в руки и поцеловал ее в губы. К счастью,
Ира куснуть его не успела: и о поцелуе у Иона остались самые лучшие воспоминания.
Губы у Иры были мягкие, как ладонь матери, и окончательно свели парня с ума. Ион
после работы не положил ключи, как обычно, в будку сторожа, а спрятал в карман. И
вернулся в зоопарк вечером. У охранников это подозрений не вызвало: о том, что
работники зоопарка народ ретивый, и служат не за деньги, а из любви к животным,
знали все. Потому Ион, улыбнувшись знакомому сторожу, кивнул и стал спускаться к
вольеру Иры. Он думал, что, оказывается, два года любви сердце его пощадили: Ион
обнаружил, что оно есть, и колотится, как сорока, залетевшая в крытый вольер орлов.
Правда, у самого вольера Иры сердце и вправду остановилось. Навсегда. Ион увидел,
как на вытоптанной земле резвятся две зебры.
— Откуда… — прохрипел, а может, прошипел, Ион, — это…
— Радость, старик. Молодого самца купили, — радостно хлопнул его по спине
молодой ученый из секции млекопитающих, — жеребят, может, выведем! Два часа
назад из аэропорта красавца привезли!
Оба они знали, что зебры в зоопарках потомство дают крайне редко. Но ученый,
довольно улыбаясь, и гнусно подмигивая, сказал, что зебры вот уже три часа над этим
вопросом трудятся. Сейчас вот передышку небольшую взяли…
Ученый, напевая под нос, пошел к озеру, ловить рыбу для пеликанов. Ион стоял у
вольера еще два часа. А потом заплакал, последний раз взглянул в глаза Иры,
встряхнувшей головой, и кивнул сам себе. Потом повернулся и пошел вверх, часто
оглядываясь. Один раз, когда Ира всхрапнула, он едва было не побежал обратно, но
увидел, что она ластится к самцу, и тяжело вздохнул. Ясно было, что Ира о нем уже и
не вспоминает.
На следующий день Ион Галустяну перешел в секцию пресмыкающихся.
Искушение
Святой Антоний легко устоял против искушения, которым его испытал сам князь тьмы,
проклятый Сатана.
Разумеется, мы говорим о святом Антонии Иеронима Босха.
А вот святой Антоний Паоло Веронезе поддался искушениям Сатаны буквально в
первую же минуту. Разумеется, художник Веронезе этого не изобразил. Он же жил в 16
веке. Вы только представьте себе, чтобы в то время художник нарисовал картину
'Святой Антоний, поддавшийся искушению'. Его, — да не Антония, а художника! -
моментально бы потащили в инквизицию. Нет-нет, не надо о просвещенных папах
Возрождения, ладно? Просвещенными развратниками они были в пределах своего
дворца. И забывать об этом было бы так же нелепо, как заговорить на улице с
проституткой, которую вам вчера привозили на заказ. Она просто отвернется и сделает
вид, что вы незнакомы. Папы были хуже проституток, разумеется, в этом плане. О чем
это я? Ах, да, Веронезе.
Итак, картина Паоло Вернезе 'Искушение святого Антония'. Которую на самом деле
надо бы назвать 'Святой Антоний за несколько мгновений до того, как сдаться перед
искушением' Он и в самом деле вот-вот сдастся. Никаких сомнений лицо святого нам
в этом не оставляет. Картина Веронезе изображает Антония в виде добрейшей души, -
по виду, конечно, — старика Антония с широкой бородой, чуть растрепанной. И над
которым, — я все об Антонии, — вьется искушение. Причем изображено оно не в виде
роя мух, — что было бы и в самом деле куда омерзительнее, и правдоподобнее, потому
что зло, вопреки заверениям церковников, редко рядится в красивые одежды, — а как
прекрасная молодая пара.
Над святым Антонием склонились юноша и девушка.
Мускулистый, черноволосый, бородатый, — но это ухоженная бородка, а не веник
Антония! — атлет склонился над святым. Знаете, я вам честно скажу, будь я голубым,
непременно бы такого юношу оприходовал бы! Но я, знаете, традиционалист в сексе,
поэтому… Нет, нет, в другой комнате — 'Искушение святого Антония' Иеронима Босха.
Что? Не ожидали увидеть все это в скромном кишиневском музее? Ну, так, простите, и
мы — европейская столица!
Итак, с юношей мы определились. Я не я буду, если через мгновение святой Антоний
не схватит его за руку, и не вопьется чуть сумасшедшим поцелуем в мускулистую грудь
отрока. Но даже если он этого и не сделает, то только в одном случае. И, знаете, каком?
Если вопьется в грудь девицы, которая ТОЖЕ склонилась над Антонием. Девица
хороша! Взгляните на нее! Что лично мне очень нравится, так это правильно
выписанное тело. Она прелестна, пропорциональна, и в то же время мы понимаем, что
это настоящее тело — из мяса. Не взбитые сливки с маслом похотливого фламандца
Рубенса, не препарированные трупы анатомического театра Микеланджело, не
сисястые бляди Ван Гога. Перед нами нормальное женское тело из мяса.
Левая грудь девушки обнажена.
Она нежно держит святого Антония за левую руку. Я рассмеюсь в лицо тому, кто
скажет, что так отталкивают. Ни черта подобного! Да Антоний вцепился ей в руку так
крепко, как, наверняка, вцепится через мгновение ей в грудь. Если, конечно, не
предпочтет мальчика. А может, это будет 'амур де ла труа'? Судя по тому, как Антоний
глядит между растопыренными пальцами правой руки, которой он, якобы, прикрывает
глаза от нескромных прелестей искушения, я в этом не сомневаюсь.
Паоло Веронезе, — умный человек, тонкий художник, — изобразил настоящие страсти
искушения святого Антония. Никакие чудовищные насекомые Дали тут и
рядом не стояли. Босх, конечно, конкурент более серьезный, но и он проигрывает, как
видите. Кстати, взгляните-ка на спину юнца, этого, — раз уж он искушение, -
сатанинского Адама. Она вся как — будто сплетена из бугорков. С чем это у вас
ассоциируется? Бугры мышц после тренажеров? Слабо, слабо. Я же вам говорил:
ничего общего с вскрытыми трупами Микеланджело. Ну же, приглянитесь!
Множество округлых бугорков, которых так много, как будто его спина, это сложенная
в правильную форму двенадцатиперстная кишка, или… Или… Или клубок…
Правильно, ну, конечно! Клубок змей! Красавчик, соблазняющий святого Антония, это
огромная змея, заточенная в тело человеческое! Что, конечно, ничуть не умаляет его
ценности, как объекта сексуального вожделения.
Не подумайте, что я какой-нибудь озабоченный. Да, чуточку эротоман, но это
нормально. Любой смотритель музея, или охранник, или вообще, мужчина, который
долго остается в одиночестве, по природе своей эротоман. Нет, картины с
прелестницами здесь не при чем. Иногда, долго сидя на неудобном деревянном стуле, и
глядя пустой темный квадрат, — на этом месте когда-то висела картина 'Флора', — я
чувствую прилив необычайного возбуждения. Так что все дело не в обнаженной
натуре. Дело в чреслах. Да, мы, я и мои чресла, чем-то связаны. Но очень слабо, и они
сами по себе, и я сам по себе. Как Океан и Луна.
Что ж, а теперь пройдемте в другую комнату Этнографического музея Кишинева.
Ничего странного. Все, связанное с этнографией, вы посмотрите чуть позже. Ведь
сейчас у вас — уникальный шанс насладиться двумя шедеврами мировой живописи
всего за пять леев. Поверьте, это все по чистой случайности. У нас тут дни культуры
