— Это плохо, друг! Это очень плохо. Где я тебе другой достану? Мы деньги по сусекам наскребали.
— Да я понимаю. Но здесь ведь постоянно экспериментировать надо, пробовать. Без неудач не бывает успеха.
Я сейчас был слишком зол на него, чтобы вести эту позитивистскую дискуссию.
— Ладно, отбой! — крикнул в трубку. — Что-нибудь придумаем.
Блядь, мудила! Ну как так можно, а? Что за западло кромешное?!
До десяти утра, официального начала акции, мы ещё успели почти два часа простоять у какого-то магазина на Красной Пресне. Я даже вздремнул слегонца, а когда стрелка приближалась к десяти, и Гарибальди вот-вот должен был получить сигнал, из магазина к нам выбралась тётка и, постучав в стекло, поинтересовалась, не бытовую ли химию мы им привезли.
— Мы с подарочными наборами, — ответил я. — Не к вам.
— Да вот и я подумала, — заверещала она, — чего это вдруг сегодня товар прислали, если только два дня назад был.
Ровно в десять к Гарибальди пришла эсэмэска, и мы выступили.
Никакого специального плана не было, но Антон, я знал, приблизительный маршрут и точки высадки в голове всё же держал. Это правильно, просто так, хаотично в городе шухерить нельзя. Как я понимал, каждой участвующей в акции Звёздочке отводилась определённая территория Москвы, район-два. Нам выпало, видать, ближе к центру. Объекты для атаки предоставлялось выбрать самостоятельно, правда, как можно было понять из туманных пояснений Гарибальди, некоторые потенциально интересные трогать всё же не рекомендовалось. У меня на этот счёт имелись некоторые собственные соображения, которые я, однако, предпочитал держать при себе.
Чуть покружив, мы тормознули у здания на Пречистенке, где обитало сразу несколько фирм — какая- то юридическая контора, консалтинговая, риэлторское агентство и агентство турпутешествий. Народа в эти утренние часы на улицах было относительно немного, мы натянули на лица трикотажные гандончики с прорезями для глаз и рта, перекличкой проверили связь, не спеша выбрались наружу, швырнули к входу гранату — от взрыва вынесло дверь — постреляли по окнам и расположенным на высоте второго этаже двум видеокамерам, а потом закурили.
Из здания стали выбираться перепуганные людишки: подняв руки над головой, кричали что-то, вроде «Не стреляйте, сдаёмся!», ложились лицом на грязный асфальт, кто-то, которые пошустрее, пытались убежать. Посмеиваясь, мы пустили пару очередей в воздух.
— Долой частную собственность и эксплуатацию человека человеком! — прокричала весёлая и румяная Белоснежка, разбрасывая ворох листовок, на которых исполнитель акции был указан чётко — Комитет по освобождению России от капиталистического ига. Мы никогда не шифровались.
— Ментов подождём? — спросил я у Гарибальди.
— Если приедут пока курим — то подождём, — ответил он. — А если нет, то не будем.
Мы особо не торопились, курили размеренно, с удовольствием, но менты не удосужились поспешить на встречу.
— Никита солярий запорол, — сообщил я Антону.
Тот покивал головой, словно так и должно было быть. Слова не сказал в ответ, словно ему ни денег, ни запоротой мечты было не жалко.
Полезли обратно в «Газель».
— Мелко стелим, — высказалась Кислая. — Всё предпринимателей недоразвитых пугаем. Неэффективно это. Надо хотя бы по министерству какому пострелять.
— А что нам мешает? — пожал плечами Гарибальди. — Я не против.
Тронулись, я колесил по центральным улицам в поисках первого попавшегося министерства. Где какое находится ни фига не помнил. Впрочем, никогда и не интересовался.
Первым на Смоленской-Сенной площади подвернулось министерство иностранных дел. Мне Кислая объяснила, что это оно. Так-то я не знал, хотя всю жизнь в Москве живу. Да и к чему мне знать об
Величественное здание, ещё сталинской постройки с высокими входными дверями, которые то и дело открывались, впуская и выпуская энергичных дипломатов, как нельзя кстати подходило для обстрела. Да, что там, оно просто просилось быть обстрелянным. В идеале — артиллерийскими орудиями. Увы, у нас имелся только гранатомёт с единственным зарядом.
Возникла короткая заминка — кому из него стрелять.
— Дайте мне, — вызвался я, взгромоздил на плечо это неудобное оружие и, недолго прицеливаясь, нажал на спусковой крючок.
Выстрел пошёл почему-то выше, чем я предполагал, граната разорвалась в верхней трети центрального корпуса здания, врезавшись в бетонный проём между окнами. Последствия от взрыва явно были незначительные, лишь в нескольких окнах посыпались стёкла.
Какое-то время ровным счётом ничего не происходило. Лишь дефилирующие перед зданием дипломаты направили в нашу сторону свои просветлённо-испуганные взоры и поскорее поспешили миновать зону обстрела, да в министерских окнах нарисовалось несколько озабоченных физиономий. Мы постреляли из автоматов, Белоснежка разбросала листовки, а Пятачок зачем-то бросился разгонять и без того до усрачки напуганных международников, которые продолжали вытекать из входных дверей. Одного даже одарил пендалем — тот припустил по улице как гончая с родословной и медалями.
Из здания вылез оценить обстановку сотрудник службы безопасности. Ну, как оценить: высунул голову, мелькнул краешком униформы, посчитал, сколько нас, и тут же скрылся. Охрана здесь наверняка вооружённая, я взял его на прицел, но вступать с нами в перестрелку эта публика явно не собиралась. Судя по тому, что из дверей никто больше не появлялся, они закрыли её на все имеющиеся замки. Должно быть, вызывают сейчас подмогу.
Вскоре нарисовались менты. Аж на двух машинах, обе — дорожно-постовой службы. Гаишники. Это ерунда. Лохи, которые проезжали поблизости, а потому и были направлены к нам. Вообще-то в случае атаки на правительственные здания должны вызывать спецподразделения. Вот это было бы несоизмеримо серьёзнее. Впрочем, даже если эти герои-архаровцы из всех воспетых теледокументалистикой «Альф», «Бет» и «Гамм» (или как там у них погоняла?) и соберутся с нами встретиться, застать нас здесь они не успеют. Всё же задача у нас несложная — не контроль за зданием установить, а нанести точечный удар и скрыться.
Мы заняли позиции, первыми открыли огонь. Менты попались не вот уж прям очковые, тоже отстреливались. Или, по крайней мере, делали вид. Нам увязать в уличной перестрелке ни к чему конечно, но раз такое дело, то можно и пошмалять.
Не больше пяти минут стрелялись, одного вроде завалили — его, недвижимого, стали оттаскивать по асфальту куда-то вдаль — а затем Гарибальди скомандовал отбой.
— Отходим! — махал он рукой и кричал в рацию. — Хватит.
Прикрывать остался сам. Я отъехал за угол ближайшего дома, дождался, пока он запрыгнет в фургон и вдарил по газам. Нас никто не преследовал.
Дорогу особенно не выбирал, петляя, а потому несколько удивился, когда заметил впереди, через Москва-реку, очертания Кремля.
— Прямо в гости к президенту катим, — сообщил я корешам по рации.
— Он нам не нужен, — отозвался Гарибальди. — Не сегодня.
— Слушай, а давай по Красной площади прокатимся!
— Не стоит.
— Ну давай! Там нас никто не ждёт. Проедем разик, и всё.
Гарибальди помолчал.
— Ну попробуй.
Я въехал на мост, а ещё спустя несколько секунд, пролетев мимо заставленного ремонтными лесами собора Василия Блаженного, затрясся по брусчатке Красной площади. Немногочисленный народ, чего-то забывший здесь, торопливо разбегался в стороны.
К горлу подкатил восторг. Даже кричать захотелось. Слева по борту проплывал опростанный
