разговоров, что это большой и циничный розыгрыш. Такие тёрки и по сей день продолжаются. Мол, шоу Трумена. Мол, отчаяние в людских сердцах достигло угрожающих пределов, вот и придумали всем Великое Утешение — смотреть по телевизору репортажи из мифического, снятого в декорациях «Мосфильма» Советского Союза. Да что там говорить, порой и я поддавался напору таких мыслей, ибо невозможно поверить в то, что где-то во множестве вселенных ещё могла сохраниться справедливость.
Но слишком многие доводы подтверждали тот факт, что Союз существует на самом деле. Даже мой друг Никита Костиков, бородатый и очкастый тридцатисемилетний учёный-физик — хоть и несколько неадекватный, но дело своё знающий, а потому при всех своих странностях и декларируемой на всех углах вере в социализм продолжавший работать преподавателем физики в МГТУ имени Баумана, подвергавший сомнениям всё, что только можно, включая пуговицы на рубашке — совершенно определённо заявлял, что Советский Союз не миф, а о существовании параллельных измерений учёные на самом деле знали давно, вот только не могли найти туда коридор. Более того, преподов из его университета (жаль, что не его самого) вскоре после обнаружения параллельного измерения и установления дипломатических отношений с правительством СССР стали привлекать к обслуживанию оперативно построенного центра по контактам с новым миром. Многие и вовсе ушли туда работать.
Хоть российские оборванцы-учёные и представляли дело так, что коридор в запределье открыли именно они, но по некоторым признакам, да и по утверждениям того же Костикова явственно следовало, что окно в наше измерение прорубили с той стороны советские учёные. Даже по цензурным телевизионным репортажам из СССР можно было понять, что тамошняя техническая мысль опережала здешнюю.
Первое время информация о Союзе была крайне скудной — что и порождало неимоверные домыслы. Но постепенно руководители СССР и России устанавливали всё более тесные контакты. Всё же мы были родом из одного прошлого, у обоих государств существовал Иван Грозный, Пётр Великий и Иосиф Сталин. Начался обмен информацией. Нам ежедневно взялись показывать по телевизору репортажи из Советского Союза, им — репортажи из капиталистической России. Высокопоставленные чиновники наших государств стали совершать дружеские визиты друг к другу — правда, занимались этим отнюдь не первые лица. Видимо всё же они очковали превратиться при переходе на другую сторону в кучку дымящихся атомов. Более того, в нашей засраной капиталюгами Москве открылось (ну, это так говорилось, что открылось, на самом деле никто даже не знал, где оно находится) посольство Советского Союза. В их процветающей советской Москве — посольство Российской Федерации. А чуть менее года назад правители и вовсе пошли на неординарный шаг — у граждан появилась возможность эмигрировать в сопредельное (так сказать) государство.
О масштабах эмиграции в Союз из России никто не распространялся, ни единой озвученной цифры — что так же порождало массу утверждений о том, что никакой эмиграции на самом деле нет. При этом нам всячески внушали, что она взаимная. Вот в этом обстоятельстве я сомневался более других, хотя в глубине души всё же соглашался с возможностью, что советский строй может быть кому-то в Союзе и не мил. Одно смущало больше всего: нигде в обыденной нашей жизни ни я, и никто из моих друзей, знакомых и знакомых знакомых не встречал ни одного человека, переместившегося в Россию из Союза. Впрочем, если пораскинуть мозгами, этому тоже могло иметься объяснение: их держали отдельно, возможно, существовал какой-то инкубационный период или этап привыкания. А если и не отдельно, то запрещали признаваться в том, что они иммигранты — во избежание нежелательных контактов со всякими подозрительными личностями. Вроде меня, например.
Ключевой момент, в который история наших стран изменила свой ход, вычленили достаточно быстро. 12 октября 1986 года — вот он, этот великий день. У нас в Комитете даже стали отмечать его как один из величайших праздников человечества, наряду с Великой Октябрьской социалистической революцией. В этот день заканчивалась встреча на высшем уровне между американским дебилом-президентом Рональдом Рейганом и нашим трёхдолларовым иудушкой Мишкой Горбачёвым. На итоговой пресс-конференции по результатам встречи (которыми в нашей реальности, как известно, стала полная идеологическая капитуляция перед Америкой, вступление Горбачёва в масонскую ложу и его последующая верноподданническая служба на Штаты, заключавшаяся в сознательном развале родной страны) некий Сигурд Хальдорсон, журналист какой-то заштатной исландской газеты, вскочив вдруг со своего стула в третьем ряду у самого края, бросился по узкому, но короткому коридору между телевизионными камерами к столу, за которым сидели оба руководителя могущественнейших государств мира. Он шмякнулся грудью об стол в полуметре от туш Рейгана и Горбачёва, а изумлённые телохранители этих придурков, никогда прежде не сталкивавшиеся с подобным поведением представителей прессы на политических саммитах, на счастье всего параллельного человечества замерли с открытыми ртами, наблюдая эту картину. Только один из кодлы Рейгана сделал движение к боссу и успел потянуть его за плечо.
Раздался мощный взрыв — наш смельчак-журналист оказался обвязан тротиловыми шашками, от которых на едва сохранившихся записях теракта он кажется толстым тюфяком, хотя наверняка был стройным малым — всё помещение наполнилось огнём и яростью, а когда дым и гарь постепенно стали развеиваться, выяснились чрезвычайно благие для судеб параллельного мира последствия (которые жителям запределья наверняка казались тогда страшной трагедией). Русскому Мишке сразу же оторвало башку, а актёришко Ронни, благодаря вмешательству верного телохранителя, оказался тяжело изуродован. В течение последующих трёх месяцев он пребывал в коме, за его жизнь якобы отчаянно боролись (ну, всё может быть), а потом и он на счастье прогрессивного человечества откинул коньки. Вместе с лидерами США и СССР погибло ещё несколько журналистов, телеоператоров, телохранителей и прочей политической челяди, сопровождавшей своих командиров в поездке на саммит. Всех их ни хрена не жалко.
Подлинные причины, побудившие рядового журналиста Хальдорсона, не принадлежавшего ни к одной политической партии и террористической группировке, христианина и гуманиста, да и вообще тихого и застенчивого человека, отца трёх детей, решиться на такой шаг, неизвестны. Как водится, его поступок объяснили психической болезнью — он де за пару недель до этого рокового дня обращался к врачу- психиатру. Я-то уверен, что он обращался к нему, потому что просто надо было пройти медосмотр, на работе потребовали или ещё где, но мировая пресса параллельного мира превратила его в тяжело больного человека с маниакальными наклонностями. В телерепортажах из Союза его так и называли — сумасшедший террорист. Они, видите ли, искренне скорбели по кончине Горбачёва. Ушёл из жизни видный государственный деятель, и так далее. Ну да ладно, если это единственный изъян тамошней жизни, то с ним легко можно смириться. Да и кто его знает, было ли так на самом деле? Всё же по репортажам из капиталистической России они должны были понимать, куда бы их привёл меченный дьявольским знаком развесёлый трубадур Миша.
В нашей организации Сигурд считался героем номер один всех времён, народов и измерений. Настоящим святым. Мы на него молились, справляли его день рождения (дату которого точно не знали, но почему-то отнесли её к июлю месяцу) и хотели стать такими же твёрдыми и решительными, как он.
В Штатах, насколько можно судить, после этого теракта всё развивалось как обычно: власть перешла к вице-президенту, затем руководители государства сменялись один за другим, хотя имена последующих за Рейганом президентов ни в одном репортаже не назывались — ну и правильно, чего вспоминать глав уже несуществующей, по крайней мере, в прежнем виде, страны.
А вот в Союзе произошли радикальные перемены. Высшее руководство государства не на шутку встревожила, да и просто морально прибила к земле выходка славного героя Сигурда, гыгыгы. Была выработана новая концепция собственного развития и взаимоотношений с другими государствами мира. В общем, напуганные и разозлённые коммунисты решили вернуться к идее первых послереволлюционных лет, где основной задачей ставилось распространение социалистической революции по всему миру и окончательное обращение человечества в благую коммунистическую веру. Без мирового господства, поняли они, им не удержать коммунистическое знамя в руках. Если существует внешняя угроза — а от кого она исходит, от государства или от отдельного готового на всё человека — Советский Союз не может быть уверен в своём безопасном будущем. Концепция эта стала залогом будущих побед коммунистической идеи во всём мире.
Сразу после смерти Горбачёва генеральным секретарём ЦК КПСС стал занимавший на тот момент должность секретаря ЦК (то есть заместителя генсека) Григорий Васильевич Романов. До этого член Политбюро, до этого — первый секретарь Ленинградского обкома КПСС. Кстати говоря, он должен был
