добротой, — и мы в предельном возбуждении, не помня себя, каменно застываем, словно бесчувственные статуи.
Не знаем, сколько длится то время, пока ты — легкими, как рассветный ветерок в солончаковой пустыне, шагами — проходишь мимо нас, окаменелого народа, и следуешь в сторону народной гостиницы, чтобы торжественно объявить о ее открытии. В брошюрах, которые нам раздали в школе, говорилось, что по твоему приказу построены народные гостиницы в городах, граничащих с солончаковой пустыней. Эти строения стилизованы под старинные — кирпично-арочные, с куполом. В той же брошюре мы прочли, что ты — правительница, которая поддерживает ремесла и любит традиционный тип жилищ, ибо у каждого, кто живет в них, возрастает «сила мечты». И мы теперь понимаем, почему наша сила мечты больше силы разума: ведь мы живем именно в таких жилищах.
…Мы снова приходим в себя, и в том пространстве, что находится между явью и сном, видим, как ты, словно современный ангел, выходишь из народной гостиницы и вновь показываешься нам. Теперь мы можем разглядеть тебя хорошо. На тебе белая пиджачно-юбочная пара и кожаная шляпа, закрывающая волосы почти полностью. Туфли — из нежнейшей кожи, сумочка — как бы из бабочкиных крыльев.
Внезапно ты выходишь из кольца охраны и направляешься к женщинам. У всех захватывает дух, а некоторые плачут и даже рыдают. Улыбаясь, ты машешь женщинам рукой, и перстень на твоем пальце блестит и переливается, завораживая взгляд. Сгибаясь и выпрямляясь, твое нежное тело изящно движется под осенним солнцем, словно молодая веточка фисташкового дерева.
Ты идешь вдоль улицы, приветствуемая возбужденными криками, заходишь в здание рынка, изящно ступая туфельками по коврам… Стоишь и смотришь на арочные изгибы и углы, на приятные прозрачные тени под крышей; на все те чудные сочленения старинного сооружения, которых мы, местные жители, не замечаем и не ценим.
Торговцы горстями кидают тебе под ноги фисташки, а ты замедляешь шаг возле парфюмерных рядов и твоим царственным изящным носом так глубоко втягиваешь в себя этот цветочный запах, словно нашла в нем эликсир молодости. И еще раз ты останавливаешься у мастерской выделки каламкаров[48] и смотришь на волшебно-ловкие руки мастеров — как они наносят на ткань узоры. Твои печальные губы приходят в движение, а начальство торопливо записывает твои слова и кивает- кивает головами…
…Уже густеют вечерние сумерки, когда мы, словно бесформенное и неорганизованное стадо, расходимся по домам, чтобы увидеть продолжение твоего благоуханного визита в мире сновидений. Говорят, что эту ночь ты проведешь в народной гостинице, а завтра утром отправишься в деревни на границе с пустыней.
Моя мать громко переговаривается с соседкой через невысокую стену, разделяющую наши дворы:
— Я поверить не могу, что она четыре раза рожала!
Соседка заливисто хохочет. Я ее не вижу, но знаю, что ее большой живот колышется сейчас как бурдюк, в котором сбивают сливочное масло.
— По чести и почет, дорогая моя! — отвечает соседка. — Все же ясно: если бы мой горе-хозяин тоже был шахом, я бы и сорок раз родила — бровью не повела.
Город успокоился, а от тебя и след простыл, словно все это нам во сне приснилось. Но приехали уполномоченные из столицы — и вот ходят по домам…
На первой странице вчерашней газеты (а в наш город центральные газеты приходят с опозданием на сутки) мы видим фотографию: ты преклонила свои колени из слоновой кости возле танура[49] и прямо из огня бархатистыми ручками вынимаешь лепешки. Несколько крестьянок — полногрудых, похожих на помощниц богини благодатных источников и благополучия — стоят вокруг, не отрывая от тебя взгляда.
Указав на это фото, отец произнес:
— Позавидуешь ее мужу. Он не знает, какой хлебушек ему женушка выпекает!
Раздается стук в дверь. Я бегу открывать. Двое мужчин в черном входят во двор и приказывают:
— Беги позови отца!
Но в этом нет нужды: отец уже сам вышел во двор.
— Вы должны пройти с нами в участок, чтобы кое-что прояснить!
Один из этих двоих в черном вместе с отцом входит в дом, не снимая обуви, и будто ненароком приоткрывает пиджак, чтобы все разглядели оружие у него на поясе. Брат, сестра, я — мы в растерянности стоим рядом с матерью и смотрим на этого мужчину в черном, который, как зловещий призрак, наблюдает, прислонившись к стене, за отцом. Непонятно: какой грех мог совершить отец, что на него так пристально смотрят?
Никогда раньше я не видел отца столь униженным. За несколько секунд он превратился из строителя домов в злодея и преступника. И я так переживаю из-за того, что он ничего не может возразить непрошеным гостям!
Отец со значением смотрит в глаза матери и выходит вместе с полицейскими во двор. Вдруг, словно вспомнив о чем-то важном, он указывает в угол двора и говорит:
— Не забудьте закрывать кран керосиновой бочки потуже!
И это были последние слова, которые я услышал от отца — до того, как ему изуродовали руки, до того, как…
Глава двенадцатая
Как всегда, ты возвращаешься в Тегеран с полными руками и с переполненным сердцем. Но возвращение — лишь начало пути. Теперь нужно с сотней предосторожностей сообщить обо всех выявленных недостатках мужу и использовать все твои женские чары, чтобы он не пропустил эти слова мимо ушей. Как правило, он принимает большинство твоих предложений, но иногда — решив, что ты заходишь слишком далеко, — впадает в гнев. Он считает, что ты «излишне эмоциональна» и что, с твоей точки зрения, любая проблема является вопросом жизни и смерти.
Что ж, он прав: ты очень эмоциональна, и в последнее время это твое качество усилилось. Но именно благодаря своей женской эмоциональности ты быстрее, чем он, чувствуешь изменение ситуации. Ты всем существом ощущаешь, что народ с каждым днем все больше отдаляется от шахского двора. Внутренний голос кричит тебе, что приближаются зловещие события. Даже на общих аудиенциях и во время праздников народ уже не выражает Его Величеству те чувства, что раньше были чем-то само собой разумеющимся. Письма, получаемые канцелярией шахини, тоже становятся все более отчужденными по тону. Само лицо народа кажется тебе теперь незнакомым, и какие-то реакции толпы ты не понимаешь. Молодое поколение лелеет такие мысли, которые повергают тебя в изумление и страх. Стоит лишь подумать об этом, и в сердце сгущается тьма. У тебя такое чувство, словно ты беременна необычно уродливым плодом и роды неумолимо приближаются…
Когда врач-француз открыл тебе тайну ужасной болезни мужа, для тебя весь мир рухнул.
— То есть мой муж уже несколько лет находится в лапах ракового заболевания, а мне об этом не сообщали… Почему?!
— Такое решение принял сам Его Величество. Не забудьте, что он не знает о нашей с вами встрече — как и о своей истинной болезни.
— …Значит, именно поэтому всегда говорят, что у нас мало времени?!
— Да, поэтому; но сейчас мы вам сообщили об этой опасности для того, чтобы в таких тяжелых обстоятельствах вы нам помогли. Вы единственная, кто может обеспечить необходимое: тщательный уход и постоянную заботу.
— Обязательно все выполню; вот если бы еще знать, сколько времени…
Ты решаешь стать ангелом-хранителем мужа, оберегать его и никогда не оставлять одного. Нельзя,
