Гас как-то не задумывался об этом.
— Братишка поможет, — сказал он. — Ему уже шесть лет.
Крозье улыбнулся:
— И все же, думаю, ей не хватает такого помощника, как ты.
Гасу как-то не верилось, что мать может скучать по нему. У него было четыре брата и три сестры. Два старших брата, как и он сам, ходили в море. Сестры в свободное от школы время собирали тряпье и сносили на продажу. После гибели отца их семья встречала Рождество в нищете и скудости.
— Ты рад, что пошел с нами в плавание, Гас?
Странный вопрос, подумал мальчик. Мужчины, тем более моряки, никогда не задают друг другу подобных вопросов. Большинство только жалуются — на отсутствие света, на крыс, на холод. Или поют, когда в хорошем настроении. Соревнуются в беге, когда им позволяет Крозье. Матросы помогают товарищам выполнять самую тяжелую работу. Но никогда не спрашивают друг друга, довольны ли они.
— Да, сэр, — ответил Гас. — Очень рад.
Джон Торрингтон умер первого января.
Новогоднюю ночь Гас провел с ним. Торрингтон лежал на кровати, которую поставили специально для него, что расценивалось как великая привилегия, ибо кровати полагались только офицерам. Рядом горели две масляные лампы. На груди Торрингтона лежала закрытая Библия.
— Тысяча восемьсот сорок шестой, — проговорил он. — Мне исполнится двадцать один.
Торрингтон повернул голову. У Гаса защемило сердце при виде осунувшегося обескровленного лица друга.
— У тебя есть подружка, Гас? — спросил Торрингтон.
Гас покраснел:
— Нет, сэр.
— И у меня нет. — Торрингтон нащупал руку мальчика.
Пальцы у него были длинные, въевшаяся угольная пыль с них уже почти отмылась.
— Загляни под кровать, — сказал Торрингтон.
Гас послушно полез под кровать и достал оттуда маленькую жестяную коробочку.
— Открой.
В коробочке лежало письмо, ключ и кожаный кошелек.
— Возьми это и передай моей матери.
Гас расплакался, опустив голову на кровать Торрингтона. Прошло несколько секунд, прежде чем он сообразил, что, кроме собственных всхлипов, слышит и еще какие-то звуки. Пронзенный внезапным ужасом, он поднял голову и увидел, что изо рта Торрингтона сочится кровь.
Гас вскочил на ноги и закричал:
— Мистер Макдональд!
Корабельные плотники два дня мастерили гроб. Второго января в полдень тело Торрингтона, обмытое, в чистой рубахе и штанах, вынесли на палубу и опустили на свежую стружку, которой был заполнен гроб. Голова его покоилась на небольшой горке из тех же стружек.
Гроб заколотили, завернули в шерстяное одеяло и накрыли флагом, затем спустили с корабля и понесли по льду, факелами освещая дорогу. На полпути к берегу похоронная процессия замедлила ход, дожидаясь второй колонны с факелами — ее возглавлял сам сэр Джон Франклин.
Капитан Крозье встал рядом с Франклином, коммандером Фицджеймсом и двумя врачами. За ними остановились матросы, которым поручили засыпать могилу. Из-за колючего ветра и усиливающейся метели, быстро укрывшей гроб слоем снега, погребальная служба была короткой. Как только обряд был совершен, матросы завалили могилу глыбами известняка.
Всю следующую неделю на обоих судах царила странная атмосфера. Офицеры беспрерывно курсировали между «Эребусом» и «Террором», в кают-компании постоянно шли какие-то совещания.
Ко всеобщему удивлению, на пятый день после похорон Торрингтона Франклин приказал принести со склада три коробки с консервами Голднера. Несколько матросов с «Эребуса» перетащили их на остров и там вскрыли все до единой банки. Говорили, что сэр Джон распорядился опустошить банки, а мясо из них унести подальше и завалить снегом.
Гас не знал, что и думать. Он сам ел эти консервы, все их ели. Большая часть съестных запасов экспедиции была в консервах. Что могло с ними случиться? Они же все наглухо запаяны. Пища в них не может испортиться. Когда Гас спросил об этом у одного из матросов, тот пожал плечами:
— Видать, обнаружили одну испорченную коробку.
— Значит, Джона погубили консервы? — допытывался Гас.
— Погубили? — рассмеялся матрос. — Торрингтон умер от холода и чахотки. Думаешь, был бы я еще жив, окажись они отравленными? А ты сам?
С Дугом Маршаллом Джо вновь увиделась только через три недели.
Апрель сменил май, рядом с домом Джо зацвели два каштана. Однажды утром, глядя на них, она поймала себя на том, что пытается представить, как выглядит Кембридж весной.
Она позвонила Дугу:
— Привет. Это Джо Харпер.
— Привет, Джо. Как я понял, ваша статья имела успех.
— Огромный. Разошлась по всему миру.
— Что ж, поздравляю.
— Я хотела спросить… — Она почувствовала себя шестнадцатилетней девчонкой и от смущения с трудом находила слова. — Вообще-то с меня обед причитается. Как минимум.
— За что?
— За то, что вы — герой моей статьи. Национальное достояние. Все вас просто обожают.
Он рассмеялся:
— Да уж, отбиваюсь как могу.
— Скажем, если я приеду завтра?
— Как вам будет удобнее.
Положив трубку, Джо поймала свое отражение в зеркале и улыбнулась ему:
— Это же всего лишь обед.
Приехав на следующий день в Кембридж, она первым делом отправилась в Академию географических исследований. Питер Болтон спустился к ней только через двадцать минут. Джо встала, протягивая ему руку.
— Вы очень настойчивы, — кисло заметил он.
— Может, попробуем начать с чистого листа? Обещаю, я не буду беспокоить Алисию Маршалл. Клянусь.
Болтон улыбнулся и кивнул на номер «Курьера» в ее руке:
— Хорошая работа. Спасибо за рекламу.
— Послушайте, я… — Джо оглянулась на стеклянные шкафы. — Прошлый раз, мне кажется, я видела у вас вещи с кораблей Франклина.
— Да, у нас кое-что есть, — подтвердил Болтон.
— Не расскажете про них?
— И вы помешались на Франклине?
— Газету завалили запросами.
— Как и нас. Сюда, пожалуйста.
Болтон подвел ее к шкафу с экспонатами: «Зиму с сорок пятого на сорок шестой год они провели на острове Бичи. Покидали его в спешке и оставили сотни различных предметов».
— Почему в спешке?
Болтон пожал плечами:
