— Методы лечения апластической анемии постоянно совершенствуются, — сказал ей в первый день курса Эллиотт. — Антилимфоцитарный глобулин эффективен в большинстве случаев, однако механизм его действия нам неизвестен.
Они стояли у кроватки Сэма. С тех пор как его поместили в карантинный блок — маленькую одноместную палату, с его лица не сходило несчастное выражение и на мать он смотрел с укором.
— Скоро поправишься, — убеждала его Джо и проклинала себя за то, что вынуждена лгать.
Но как ей было объяснить сыну, почему его жизнь так резко изменилась. Ему требовалась изоляция от всех возможных источников инфекции. Он не мог ходить в ясли. Они перестали ездить в общественном транспорте. Перестали бывать среди людей, ходить в гости.
Питание его тоже изменилось. Свежих фруктов и овощей Сэму не давали. Все, что он ел, следовало подвергать термической обработке, чтобы исключить попадание в организм даже самых безобидных бактерий. Сырое молоко тоже изъяли из рациона. Разрешались лишь крупяные смеси из запечатанных порционных упаковок.
Курс антилимфоцитарного глобулина длился неделю. Особенно тяжелое впечатление на Джо производил постоянный катетер, введенный Сэму в вену под ключицей, чтобы избежать бесконечных инъекций.
Курс начался с введения пробной дозы препарата, который вливали Сэму в течение часа. Спустя два часа ему стали вводить основную дозу. И так по восемнадцать часов ежедневно на протяжении пяти дней. После каждых восемнадцати часов — переливание крови и тромбоцитарной массы, а потом — введение антибиотиков.
Где-то на третью ночь она перестала плакать. Все равно это были не ее слезы — их лила другая бесхарактерная женщина, у которой глаза всегда на мокром месте. Боже, как же она ненавидела ту женщину, ту мать, что рыдала при виде катетера.
Сэм тем временем стал тихим и молчаливым. Он безропотно соглашался на все процедуры и смотрел на мать с надеждой, что она может защитить его. Вот это было по-настоящему ужасно.
В конце недельного курса доктор Эллиотт сказал Джо, что ей нужно поехать в Лондон сдать стволовые клетки.
— Нам следует подстраховаться, — объяснил он ей.
Они сидели в его кабинете, с лица Джо не сходило безучастное выражение, что совсем не нравилось Эллиотту.
— Это произойдет следующим образом, — говорил он. — Вам введут препарат, стимулирующий образование стволовых клеток. Мы извлечем их и заморозим. Если возникнет необходимость, они уже будут у нас под рукой.
— Как? — спросила Джо. — Как вы это сделаете?
— С помощью специального прибора, — отвечал Эллиотт. — Суть процедуры — она называется аферез — состоит в том, что вашу кровь разделят на составные компоненты. Вы будете сидеть в кресле с трубкой в каждой руке. Процедура длится часа четыре.
— Понятно, — проговорила Джо.
— За пять дней до этого вам начнут делать инъекции специального препарата, так называемого гранулоцитарного колониестимулирующего фактора.
— И как я буду себя чувствовать?
— Все реагируют по-разному. Мы заставим ваш организм вести себя так, будто он борется с вирусом. Возможно, у вас появятся симптомы гриппа. Боль в мышцах. Утомляемость. Ломота в костях. Это хороший признак.
Она с улыбкой взглянула на врача. Эллиотт с облегчением откинулся в кресле.
— Ну, наконец-то проснулись, — сказал он.
— Что? — Она вскинула брови.
— Улыбаетесь, — пояснил он. — Впервые вижу на вашем лице улыбку.
— Прежде я много улыбалась.
Джо поднялась. Эллиотт проводил ее до двери.
— Чаще улыбайтесь, — напутствовал он. — Вам это еще пригодится.
Джо и Джина сидели в больнице Юниверсити-колледжа. Рядом стоял один из фотографов «Курьера».
Джина ни секунды не колебалась, когда два дня назад Джо обратилась к ней с просьбой напечатать пару заметок о планируемых процедурах. Джо спросила, нельзя ли поместить в газете фотографию? Не могла бы газета упомянуть Дуга? Не могли бы они написать, что Сэму срочно требуется донор?
— Разумеется, — загорелась Джина. — Это же новость, не так ли? А я публикую новости.
— Может быть, читатели вспомнят про операцию по спасению Дуга.
Джина уже представила себе газетную полосу. Кричащий заголовок: «УМОЛЯЮ, СПАСИТЕ РЕБЕНКА». Фотография Джо, подсоединенной к аппарату для афереза.
— В Лондоне остановишься у нас, — наказала ей Джина.
— Только на одну ночь. С Сэмом останется Кэтрин. Я должна буду сразу же вернуться.
Джо прибыла в Лондон накануне вечером. Разговаривая с ней по телефону, Джина даже представить не могла, какой она увидит подругу. Джо никогда не отличалась упитанностью, но сейчас она поражала худобой. И была очень бледна.
Новый номер «Курьера» поступил в киоски менее трех часов назад. Джо сидела в редакции вместе с Джиной, когда раздался телефонный звонок. Джина сняла трубку:
— Редакция… Да, это я… Да. Минуточку. — Джина прикрыла трубку ладонью. — Ты знаешь Энтони Харгривза? — спросила она у Джо. — С эсминца «Фокс»?
— Это врач, лечивший Дуга, — вспомнила Джо.
Джина улыбнулась и молча передала ей трубку.
— Джо Харпер.
— Мисс Харпер, вас беспокоит Энтони Харгривз.
— Здравствуйте. Как ваши дела?
— Прежде я хотел бы узнать, как дела у вас. Я прочел о вас в газете.
— Да я-то ничего…
— Мне очень жаль, что ваш сын болен.
— Спасибо за сочувствие.
— Я звоню вот зачем… — Харгривз помедлил. — В газете сказано, что Сэму срочно нужен донор костного мозга.
— Да.
— Так… А вы обращались в Банк костного мозга Джеймса Норберри? Это в Лондоне. У них есть реестр потенциальных доноров.
— Нет, не обращалась. А вы думаете, стоит?
— Дуг с Джоном тоже у них зарегистрированы, — сообщил Харгривз.
Джо опустилась на ближайший стул:
— Да что вы говорите?
— А вы разве не знали? Как раз когда они были на борту, весь экипаж проходил обследование. Сотрудники Банка пришли на корабль, когда мы стояли в Портсмуте. Они набирали доноров. У одного из наших моряков…
— Та девочка, чья фотография висела у вас…
— Совершенно верно, — подтвердил Харгривз. — Крисси Уэйнрайт. Племянница мичмана. Она страдала лейкемией.
— Я помню, — сказала Джо.
Она не посмела спросить, жива ли еще та девочка.
— Так вот, оба они, и Дуг, и его сын, тоже сдали кровь на анализ, — продолжал Харгривз.
