— И сколько осталось неиспорченных?
— Восемьдесят две банки с тушенкой и сто — с супом.
Крозье оглянулся на корабли. Даже если вдвое урезать рацион, провизии хватит от силы на семь недель. Через семь недель наступит июнь. В минувшем году в июне лед еще и не думал трогаться.
Фицджеймс молча смотрел на капитана. Как и Крозье, он понимал: пора как можно скорее выступать. Но ничто не дрогнуло в его чертах. Сам он передвигался с трудом и сейчас еле прошел какие-то сто метров от кораблей до Крозье. На лице его багровели язвы, особенно много их было вокруг рта. Фицджеймс не смог бы пройти и километра.
Крозье тронул его за плечо.
— У нас не осталось выбора, — сказал Фицджеймс.
Они вместе направились к кораблям.
На палубе «Эребуса» собрались сто четыре человека. За три года умерли двадцать пять членов экспедиции, в том числе и сам Франклин. Крозье нашел глазами Огастуса Питермана. За годы плавания мальчик сильно вытянулся и похудел — кожа да кости. Мать не узнает его, подумал Крозье.
Он обвел взглядом остальных моряков. Чувствовалось, что они не ожидают услышать от него ничего хорошего.
— Отправляясь в экспедицию, — начал Крозье, — мы все надеялись на успех. Не мне объяснять вам, что мы застряли во льдах. Вы знаете и пережили столько, сколько до вас не довелось узнать или пережить ни одному моряку.
Матросы слушали его в молчании. Никто не шевелился. Очевидно, догадываются, что он им сейчас скажет, подумал Крозье.
— Я не мог бы потребовать от вас большего, чем вы и без того делаете, — продолжал он. — Вы проявляете беспримерное мужество. Низко склоняю пред вами голову. Вся страна чтит вас.
Тишина. Не слышно даже потрескивания сдвигающихся льдов.
— Отправляясь из Гринхита, мы взяли с собой запасов на три года, — говорил Крозье. — И благодаря бережному использованию провизии у нас осталось еще на три месяца. — Кто-то в толпе охнул. — С тремя гружеными шлюпками мы отправимся к Бэкс-Фиш-Ривер.
По рядам матросов прокатился ропот — до Бэкс-Фиш-Ривер было больше трехсот километров. С тяжелыми шлюпками они смогут проходить не более трех километров в день. Даже если люди не обессилят окончательно, до реки они доберутся не раньше чем за пять месяцев.
— Я знаю, нам предстоит нелегкий путь, — продолжал Крозье. — Но, когда мы достигнем Бэкс-Фиш- Ривер, лето еще не кончится и река будет свободна ото льда. Я убежден, на ней мы скоро встретим поисковую экспедицию Компании Гудзонова залива, которую обязательно пошлют за нами, если весной от нас не будет вестей.
Ропот не стихал. Мало кто из матросов рассчитывал на помощь Компании Гудзонова залива.
— Не стану вас обманывать, — продолжал Крозье, — мы в отчаянном положении. Наша единственная надежда — юг. Поход на юг — верная смерть для некоторых из нас, но, оставшись здесь, мы погибнем все до одного. Если это лето будет таким же, как в прошлом году, еды нам здесь не добыть, а таяния льдов ждать бесполезно.
Ропот стих.
— Мы возьмем с собой три поставленные на дубовые полозья шлюпки, каждая весом четыреста килограммов. В шлюпки положим парусину и брезент, а также продукты, одежду, порох, ружья и топливо. — Внезапно от волнения у Крозье сдавило горло, и он замолчал.
Пока он медлил, моряки унеслись мыслями далеко от Арктики. Они думали о своих женах, родителях, детях. Думали о Пасхе, представляли Англию в весеннем цвету.
— Мы оставляем на милость Господа лучшие в мире корабли, — тихо произнес Крозье. — И отдаемся на волю Провидения.
В половине девятого утра Кэтрин стояла в вестибюле Академии географических исследований. Увидев входящую в здание Алисию, она шагнула ей навстречу.
— Миссис Маршалл…
Алисия остановилась.
— А, это ты, — сказала она. — Я тороплюсь на заседание попечительского совета. — Она зашагала прочь.
— Он все еще в Англии? — спросила Кэтрин, догнав ее.
— Как ты сюда попала? До половины десятого вход для публики закрыт.
Кэтрин порылась в сумочке и вынула бумажник. В нем лежала фотография Сэма. Она извлекла снимок из пластикового футляра и выставила его перед собой.
Алисия застыла на месте.
— Кто тебя прислал?
— Я сама пришла, — ответила Кэтрин. — Вы знаете этого мальчика?
— Сын Харпер. Ну и что?
— Его зовут Сэмюэл Дуглас Маршалл. Ему два года. Он тяжело болен. У него апластическая анемия.
Алисия вздрогнула.
— О нем писали в газетах, — продолжала Кэтрин. — Вы видели его мать? О ней была статья в «Курьере»…
— С чего ты взяла, — прошипела Алисия, изменившись в лице, — что я захочу встречаться с матерью этого ребенка?
— Он тяжело болен, — повторила Кэтрин.
— У меня тоже есть сын, — сказала Алисия. — И был муж. Если ты забыла. А мать этого ребенка отняла у меня мужа.
Кэтрин побледнела и прижала фотографию Сэма к груди.
— Но это еще не все, — продолжала Алисия. — Мало того, что она лишила меня мужа, она обвинила моего сына в убийстве собственного отца. — Она посмотрела Кэтрин в глаза и добавила: — А у тебя отняла Джона. Но, очевидно, тебе это все равно.
Кэтрин выдержала ее взгляд.
— Джон уехал не из-за того, что сказала Джо. Он ведь какое-то время жил здесь после похорон, но в конце концов не совладал с собой. И виной тому не вы, не я и не Джо. Причина в его отношениях с отцом. Как бы сильно мы ни любили его, он не вернется, пока не разберется в себе, миссис Маршалл.
На секунду Кэтрин показалось, что ее слова достигли цели, что она заметила в лице Алисии искру понимания.
— Неужели вы не простите ее? — спросила Кэтрин. — Она не виновата в том, что у Джона на сердце лежит камень. И она очень сожалеет о своих словах.
Алисия вскинула брови.
— В самом деле? — съязвила она. — Что ж, тогда все в полном порядке.
— Я плохо знала вашего мужа, — не сдавалась Кэтрин, — но о вашем сыне мне известно достаточно, миссис Маршалл. Я знаю, что он очень любил своего отца. И очень хотел быть с ним. Хотел этого больше всего на свете.
— Ты ничего не знаешь, — отчеканила Алисия.
Лицо Кэтрин вспыхнуло.
— Вы читали статью в газете?
— Нет.
— Я вам не верю, — сказала Кэтрин и пристально посмотрела на Алисию. — Вы наверняка прочли, но ничего не поняли. Сэм очень болен. — Она опять протянула Алисии фотографию.
Губы Алисии чуть задрожали.
— Милый мальчик, правда? — продолжала Кэтрин. — У него глаза отца. Только их сейчас трудно рассмотреть, потому что они вспухли от лекарств. И он много плачет, хотя мы стараемся не допускать этого.
