подчеркивая их соотнесенность с человеком, однако теперь в истолковании этих идей появляется совершенно новый мотив.

Указанная тенденция выразилась в том, что Патнэм заменяет свою прежнюю антитезу 'метафизический реализм/внутренний реализм' противопоставлением 'Реализма с большой буквы', под которым он имеет в виду господствующий в современной аналитической философии метафизический образ мира, и 'реализма с маленькой буквы', который выражает представление о мире с точки зрения здравого смысла. Между этими двумя позициями имеет место очень резкое расхождение, поскольку хотя Реалист претендует на то, чтобы обосновать веру обычных людей в реальность внешнего мира и в возможность объективного знания и защитить ее от философского скептицизма, он практически отвергает все то, что как раз и составляет существо этой веры, и поэтому в его метафизической картине мира не остается места для здравого смысла и нет надежного заслона от скептицизма и релятивизма. Требование 'реализма с человеческим лицом' означает, таким образом, отказ от непомерных претензий 'Реализма с большой буквы' и возврат к 'реализму с маленькой буквы'.

Разъясняя свое новое понимание реализма (т.е. 'реализма с маленькой буквы'), Патнэм ссылается на слова Витгенштейна о том, что «деревья и стулья… это образцы того, что мы называем 'реальным'» [147]. Поэтому тот факт, что «стул голубого цвета, является в парадигмальном смысле 'реальностью'» [148]. Но считать ли в таком случае реальными те сущности и объекты, которые постулируют научные теории и которые являются недоступными чувственному восприятию (элементарные частицы, поля и т.д.)? Отвечая на этот вопрос, Патнэм обращается к дискуссии между У.Куайном, С.Крипке и Д.Льюисом по вопросу о том, тождественны ли воспринимаемые нами предметы окружающего мира ('деревья и стулья') той пространственно-временной области, которую они занимают, и тем разного рода полям (электромагнитным и т.д.), которые их образуют. Разбирая различия в позициях этих философов, Патнэм делает 'неожиданный' вывод: вопрос о том, тождественны ли в реальности стулья и деревья занимаемой ими пространственно-временной области и образующим их полям, является бессмысленным, поскольку считать их тождественными или нет – это вопрос конвенции. Правда, Патнэм сразу добавляет, что конвенцию не следует понимать в абсолютном смысле как истину по определению, полностью независимую от фактов, поскольку 'что является фактическим', а 'что – конвенциональным' – это вопрос степени. Даже наши зрительные восприятия зависят от имеющейся концептуальной схемы в целом, от используемого языка. «Элементы того, что мы называем 'языком' и 'сознанием', проникают так глубоко в то, что мы называем 'реальностью', что попытка представить нас как тех, кто отображает что-то независимое от языка, безнадежно скомпрометирована с самого начала» [149].

Приведенное рассуждение Патнэма свидетельствует по крайней мере о двух вещах. Во-первых, оно показывает, насколько теперь Патнэм далек от своей прежней научнореалистической позиции. По существу он формулирует явную антиреалистическую точку зрения в отношении объектов, постулируемых научными теориями. Во-вторых, на наш взгляд, это рассуждение содержит в себе довольно эклектичное соединение двух несовместимых концепций. С одной стороны, характеризуя объекты нашего чувственного опыта как то, что и составляет 'реальность', Патнэм очевидным образом встает на точку зрения 'непосредственного реализма'. С другой стороны, рассуждая в прежнем духе о зависимости реальности от языка и сознания, он выражает (хотя и в очень нечетком виде) позицию, которая лучше укладывается в схему объяснения, характерную для 'опосредованного реализма' [150]. Обозначившееся трение между новым аспектом в понимании Патнэмом реальности и его прежними воззрениями на отношение между языком и миром не могло, на наш взгляд, не повлечь за собой определенного пересмотра концепции реализма в целом.

И, наконец, третьим фактором, сыгравшим существенную роль в выработке Патнэмом 'нового' решения проблемы реализма, является кардинальное изменение им своей позиции в философии сознания. Вопрос об отношении между сознанием и мозгом всегда составлял важный предмет исследования для Патнэма. В начале 60-х годов он предложил, параллельно с несколькими другими философами, новый подход к решению психофизической проблемы, который получил название 'функционализма'. В течение длительного времени Патнэм отстаивал эту позицию, однако в 80-е годы он уже основное внимание уделял ее критическому анализу, завершившемуся в начале 90-х годов полным отказом от нее.

Функционализм представляет собой вариант так называемой теории тождества (identity theory), которая в настоящее время является преобладающей методологией в философии сознания и когнитивной науке и согласно которой наши ощущения и восприятия тождественны определенным состояниям мозга. В отличие от физикалистского варианта теории тождества функционализм отождествляет ментальные состояния не с физическими состояниями мозга, а с его 'функциональными' состояниями. При таком подходе мозг понимается как очень сложная система, которая помимо физических свойств обладает свойствами более высокого уровня – так называемыми функциональными свойствами. Функционализм предполагает прямую аналогию между мозгом и 'цифровым компьютером': «наша психология должна быть описана как программное обеспечение этого компьютера – как его 'функциональная организация'» [151]. Главная особенность функционализма состоит в том, что он «определяет ментальные состояния и процессы через их каузальные и функциональные отношения друг к другу, к перцептуальным 'входным данным', поступающим из внешнего мира, и к поведенческим 'выходным данным', выражаемым в действии» [152].

В статье 'Мозг и машины' (“Mind and Machines”, 1960), где Патнэм формулирует новый функциональный подход к проблеме сознания, он предлагает использовать для описания функциональных состояний мозга формализмы теории машин Тьюринга. Машину Тьюринга можно охарактеризовать как множество инструкций для выполнения множества простых операций над цепочками символов, которые образуют 'входные данные' машины. Эти инструкции группируются в 'машинные состояния', каждое из которых, будучи конечным множеством, управляется некоторой главной инструкцией, переключающей состояния и определяющей их последовательность в соответствии с 'входными данными'. Важно подчеркнуть, что одна и та же машина Тьюринга может быть реализована в разных физических системах (изготовленных из разных материалов, с разными структурными свойствами и т.д.).

Однако очень скоро обнаружилось, что формальные свойства таким образом описанных 'машинных состояний' сильно отличаются от формальных свойств ментальных состояний. Патнэм попытался дать новую формулировку функционализма в виде 'идеальной психологической теории' [153], которая опиралась на использование формальных средств теории вычислений. Но как было установлено впоследствии, этот вариант функционализма тоже оказался неудовлетворительным [154]. Однако в книге 'Разум, истина и история' Патнэм все еще заявляет о своей приверженности функционализму, хотя и признает невозможность функционального объяснения качественного характера наших восприятий и ощущений.

Дело в том, что когда мы видим определенный оттенок голубого или красного цвета, когда мы вдыхаем запах розы или пробуем мороженое, наш опыт имеет качественную специфику, благодаря которой каждое наше ощущение является ощущением особого рода. Эти субъективные качественные характеристики нашего опыта были обобщены в понятии 'феноменологических качеств' или qualia. Наиболее важной особенностью qualia является то, что мы знаем их непосредственно, что они 'существенным образом связаны с отдельно взятой точкой зрения' [155] . Поскольку функционализм стремится дать объективное описание сознания (то есть 'открытое' множеству точек зрения), то он неизбежно исключает из рассмотрения качественный характер нашего опыта. Поэтому qualia являются главным аргументом против функционализма.

Хорошо понимая, что qualia представляют реальную трудность для функционализма, Патнэм отмечает, что «когда думаешь об относительно абстрактных чистых психологических состояниях, например, о том, что мы назвали 'заключенным в скобки' убеждением, то есть о мысли, взятой только в ее 'понятийном' содержании, или о таких диффузных эмоциональных состояниях, как ревность или сердитость, то отождествление их с функциональными состояниями всей системы представляется очень правдоподобным; но когда думаешь о… восприятии определенного оттенка голубого, отождествление оказывается невозможным» [156]. Однако последующие исследования Патнэма показали, что даже 'ограниченные' надежды на функционализм были напрасны. Его книга

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату