— Хорошо, — сказала я, смутно припоминая что-то такое из детства.
— Машина с одной разбитой фарой — десять. Но очки дают, только если увидишь первым. Нужно громко сказать об этом.
— Ладно.
— Ну вот, но в моих правилах есть еще несколько похожих штук. За каждое слово, которое рифмуется с моим или вашим именем или фамилией, дается тридцать очков. И еще сорок пять, если увидишь точно такую же машину, как у нас. Но только она должна быть абсолютно такой же, а не просто такого же цвета.
Он говорил так быстро, что я его с трудом понимала.
— Что с тобой? — спросила я. — Почему ты так сидишь?
Он сидел, скрестив руки на груди и обхватив себя за плечи.
— Дышать все еще трудновато, — объяснил он. — Думаю, дело было не только в хорьках. А еще у меня заканчивается лекарство.
— Это альбутерол? Такой ингалятор, которым пользуются в экстренных случаях?
Я поняла, что даже ни разу не взглянула на его лекарство и не поинтересовалась, чем еще он болеет, и вообще от самого Питтсбурга ни разу не послушала его дыхание. И еще позволила ему болтаться на рукоходах. Да мне вообще нельзя доверять детей.
— Я им пользуюсь, только когда мне очень нужно, но в последнее время я довольно часто это делал.
Несколько секунд я в панике смотрела вперед на дорогу, а потом попыталась здраво оценить положение. По крайней мере, это не такое лекарство, которое нужно принимать постоянно и без которого состояние может резко ухудшиться. Можно купить ему в аптеке что-нибудь, на что не требуется рецепта, а в худшем случае можно отвезти в пункт скорой помощи, объяснить, что у нас нет с собой страховки и, возможно, позвонить отцу — попросить, чтобы он оплатил счет. А еще можно воспользоваться этим как удачным предлогом, чтобы отвезти Иэна домой.
— И что, очень тяжелые бывают приступы? — спросила я.
— Такие же, как прошлой ночью. Доктор мне говорил, что мне нужен фиолетовый ингалятор, которым пользуются каждый день, но папа сказал, что у меня выработается от него зависимость, поэтому мне не разрешают пользоваться фиолетовым.
— О боже.
— Что?
— Я сказала: ну что же.
— Просто, понимаете, нельзя произносить религиозных слов, если вы имеете в виду что-то другое. Это одна из десяти заповедей.
— Да, хорошо. Прости меня, пожалуйста.
Следующие десять миль я занималась мысленным заполнением собственной оценочной таблицы на тему Десяти заповедей, и выглядело это примерно так:
| ЗАПОВЕДЬНАРУШЕНА | НЕ НАРУШЕНА | |
|---|---|---|
| Не убий | X | |
| Помни день субботний | X | |
| Не кради | X | |
| Не лжесвидетельствуй | X | |
| Не прелюбодействуй (смотря что понимать под этим словом) | X | |
| Почитай отца твоего и мать твою | X | |
| Не возжелай имущества ближнего твоего (смотря что понимать под словами «возжелать» и «имущество») | X | |
| Не сотвори себе кумира | X | |
| Не поклоняйся языческим богам | X | |
| Не произноси имени Господа всуе | X |
Я с большим трудом вспомнила их все, да и то лишь благодаря тому, что в детстве часами помогала своей туповатой подружке Брук готовиться к занятиям в воскресной школе. Оказывается, долгие часы совместной зубрежки повысили мой общекультурный уровень (но никак не отразились на моем моральном
