вот уже какой день, — наследственные факторы, ненормальная атмосфера в семье Нелчиновых или ещё что-то, чего мы пока не знаем? Ты считаешь, что всё это одинаково влияло на характер и поступки Эмилии. По-моему, знаешь ли, такое решение сложной проблемы слишком примитивно. Над ней до сих пор бьются учёные и никак не могут установить пропорцию взаимодействующих сил, а ты — «поровну». Давай-ка лучше не соваться в учёные дебри и держаться ближе к фактам, согласен?
Гео слегка покраснел. Можно считать, что Цыплёнок деликатно наме кнул на одно из его пристрастий, от которого молодой следователь не только не собирался избавляться, но наоборот. Вести беседу так, чтобы войти в доверие к людям, даже «играть в театр», то есть надевать на себя какую-нибудь маску, если это нужно, а потом рассуждать, сопоставлять это был один из излюбленных приёмов Гео в поисках истины. До сих пор он в нём не разочаровался, тем более что такой приём отвечал его слегка романтической натуре. Он любил майора, у них было много общего, но Гео даже себе не смел признаться, что помимо прозвища Цыплёнок он имеет для майора про запас второе прозвище — Сухарь.
— Оставим пока в стороне вопросы наследственности и влияния среды, — тихо начал Гео и тут же буквально взорвался: — Но вы же не сможете отрицать, что мать и дочь, хотя совершенно не были похожи внешне, душевно были очень близки друг другу, это факт! И я сейчас попробую доказать это!
Гео заговорил быстрее. «Оседлал своего конька, — майор с усмешкой глядел на него, — теперь не остановишь…»
— Мне даже в голову не могло прийти ничего такого, и вдруг — нате! — удочерённая! Чёрт возьми, я разговаривал о них со многими людьми, неужели никто не был посвящён в эту тайну? Стаматовы клялись, что никто, кроме них, ни о чём не подозревает. Да они и сами никогда бы не догадались, если бы Кристина, придя однажды в отчаяние от очередного фортеля девчонки, не «выплюнула камешек», заклиная соседей молчать как могила. «Я рассказала, потому что доверяю вам и люблю вас…»
Нелчиновы переехали в дом на Леонардо да Винчи с окраины, когда Эмилия была совсем крошкой. Их прежние соседи, которые наверняка что-то знали, рассеялись кто где в разных районах, так как старые дома подлежали сносу. Постепенно все потеряли друг друга из виду, и можно было надеяться, что тайна удочерения навсегда останется тайной. Один только человек до смерти страшил Кристину — «эта сплетница с первого этажа, как бы она чего не пронюхала, тогда наверняка расскажет дочери». А что касается причины удочерения, она более чем понятна. Дело тут не только в законном желании бездетной матери наполнить дом детским смехом. Кристина не видела другого способа «привязать» Дишо и надеялась, что заботы и тревоги о малышке заставят его перестать бегать за каждой юбкой. Какое там! С Эмилией он возился, отводил её в детский садик, покупал игрушки, а вечером… Иной раз являлся под утро. Скандалы, плач… И в результате связался со страхолюдиной — в подмётки Кристине не годится, кухаркой— у неё служить недостойна! Но — должна была родить его собственного ребёнка! «Какое же тут имеет значение её внешность? Пусть уродина, но настоящая мать…» Это Кристина сквозь рыдания говорила Стаматовым. Она навсегда вычеркнула мужа из жизни, но думать и говорить о нём не переставала и плакала, плакала… Потом и плакать перестала, замкнулась, осунулась, высохла, а в глазах — мука и ярость, ярость и мука. Вот тогда она стала очень похожа чем-то на дочь… Но самое интересное, представьте, — у неё появилась тьма поклонников: клиенты, почтенные люди из нашего квартала. Звонили ей беспрерывно, но она отсекала их, как сорняки с грядки.
— Ну и ну! — рассмеялся Цыплёнок — что он, этот Дишо, из золота сделан, что ли?
— Какое там из золота! — всерьёз возмутился Гео, будто был лично знаком с «героем». — Любезные супруги Стаматовы не сказали бы даже, что он из пластмассы. Говорят — хоть бы красавец был, ничего подобного! Только какой-то мягкий жар в глазах и густые волосы. «Может быть, дело в скрытых достоинствах», — сказала инженерша, слегка покраснев и виновато глядя на мужа. Но глава семьи возмутился: дескать, откуда тебе знать. Мы поговорили немного о случаях, когда замечательные женщины хранят верность мужьям-ничтожествам и страдают от их измен. А потом Стаматов очень убедительно доказал, что в поведении Кристины нет ничего удивительного, другим оно и быть не могло. Её чувство долга и ответственности, способность без всякой выводы взвалить на себя непосильную ношу, её преданность и самопожертвование заставили женщину отречься от себя, поставить крест на своей жизни и пойти даже на преступление ради единственного оставшегося у неё любимого существа — приёмной дочери. Вообще товарищ инженер очень умело старался повысить акции Кристины, не забывая, конечно, о том, насколько обесценены были эти акции судом и тюрьмой.
Майор отошёл к зарешечённому окну, посмотрел на улицу. День угасал, сумерки стремительно окутывали город, наступало самое поэтичное время суток. Может быть, это и толкнуло майора на нелюбимые им лирические излияния?
— Мне бы хотелось слегка скорректировать тебя, молодой человек… — Он сделал паузу, будто собирался с силами. — До недавнего времени я считал, что надо приложить все старания для того, чтобы изгнать из народного быта эти свадьбы, проводы в армию, раздутые выпускные вечера и прочее. Мало того, что они стоят уйму денег и отнимают здоровье и нервы. Но не становимся ли мы благодаря им похожими на каких-то дикарей с их отупляющими однообразными обрядами? Говорят, наши обряды сложились в далёкие времена, это традиция, национальное достояние и так далее и тому подобное. По сути — да, но форма, форма!..
Цыплёнок ненадолго прервал свою до странности темпераментную речь. Гео был немало удивлён тем, что, обычно сдержанный и ироничный, сейчас майор излагал свои мысли в его, Гео, романтическом стиле.
— Однако я увлёкся отрицанием. Теперь я думаю иначе, я просто убеждён: людям нужны праздники! Помнишь, как Кристина сказала: «Пусть запомнит этот день (то есть день выпускного бала) как один из самых счастливых в жизни!» И мне это многое прояснило. Как мы кончали школу, как женились? Где музыка, где барабаны, цветы, тосты? Пусть это было бы на один вечер, но какой!.. Да, именно так: людям просто нельзя без праздников! Особенно же людям, которые живут как на конвейере: из дома — на работу, с работы — домой, а радости, развлечения так редки, зато каждый день кухня, детские болезни, магазины, подсчёты доходов и расходов, сплетни, разговоры о новом начальстве, грипп, счета за воду, электричество, тайная кружка пива в ближайшей корчме, долгое ожидание обещанной установки телефона… Так разве можно сердиться на людей за то, что они выдумывают всевозможные праздники и ради них часто идут на большие жертвы? Но рядом с этой проблемой встаёт другая: как дети, например, платят родителям за эти праздники? Вот возьми ту же Эмилию — как она относилась к матери, которая пожертвовала для неё всем? Отвечала ли она любовью и вниманием на безграничную любовь Кристины? Или принимала её как должное: раз вы родители — обязаны? То, что говорит Стаматов: «И хоть бы какая-то благодарность в ответ», — в сущности, обычная, общепринятая формула. В таких случаях, не разобравшись как следует, все именно так и говорят…
Гео с необыкновенным интересом следил за ходом рассуждений майора. Не часто Цыплёнок позволял себе такие пространные речи, всё больше ограничивался краткими выводами и ироническими замечаниями, которые порой высвечивали истину чётче и яснее длинных рассуждений. Что-то, видно, разволновало его сейчас — может, мысли о собственных домашних проблемах? Гео часто видел милую жену майора, встречал и двух симпатичных его сыновей-первокурсников на праздничных вечерах, так же, как и все в управлении, считал эту семью счастливой и благополучной. Но кто знает, «под каждой крышей свои мыши»…
— Над этим стоит подумать, товарищ майор. Откровенно говоря, когда Стаматов произносил эти слова, я почти согласился с ним. А теперь попробуем посмотреть на вопрос с другой стороны. Что означают угрозы Эмилии убить отца? Только ли её собственное тяжёлое положение могло стать их источником? Нет! Мне кажется, главная причина — мать, её оскорблённая гордость, её положение «разведёнки», страшная обида, нанесённая ей любимым мужем, её тоска по нему, тоска, которой не было границ. Несмотря на свой эгоцентризм (мы уже знаем, что Эмилия была не только очень молода, но и очень красива — как тут не быть эгоцентризму?), она чётко видела, что делается в доме, и мучилась, переживала за мать — я уверен в этом! Кстати, Стаматовы не раз косвенно подтверждали, что Эмилия по-своему любила мать, гордилась её честностью, добротой, её мужеством. И вдруг — такое сальто-мортале! Чуть ли не святая. — и воровка, преступница. Скамья подсудимых, суд — на глазах у всего народа! Извините, конечно, но слетит с катушек и более крепкий, опытный, более взрослый человек, чем Эмилия!
— Особенно если предположить возможность ещё одного выстрела прямо в сердце: скажем, кто-то
