— А Гена где? — спросил он будто между прочим, справившись наконец с туфлями и надевая домашние тапочки, которые «плыли» по морю разбросанных Гошкой на ковре бумажек. Старушка заморгала:
— Вышла с приятельницей… Но она сказала — скоро вернётся.
— Ну, это её дело, — засмеялся Гео. Сын наконец спрыгнул с его спины и с криком умчался в дальний угол квартиры. Он встал, выпрямился, разминая гудящие от усталости плечи, руки, шею. — Мама, не сделаешь ли ты мне чаю с мятой, а?
— Сию минуту!
Как всё-таки приятно быть дома! Гео принял душ, побрился, освежил лицо одеколоном и кремом «Нивея» и стал совсем похож на мальчишку. Облачившись в свежую пижаму, он уселся у телевизора, взгромоздил усталые ноги на табурет и принялся прихлёбывать пахучий чай, несколько досадуя на то, что милая тёща переусердствовала с сахаром. Малыш не появлялся — вероятно, кормил на балконе ненасытных голубей, а тёща тихо сновала туда-сюда у Гео за спиной, пытаясь сделать невозможное — навести хоть какой-нибудь порядок в квартире. Интересно, подумал он, в кого пошла Гена, которая при желании умела за час-другой превратить их комнаты буквально в музей? У её папаши, царство ему небесное, как известно, тоже обе руки были левые…
Они поужинали вдвоём с тёщей. Гошка поел давно, угомонился и наконец отправился спать. Заснул он, едва успев раздеться и ткнуться носом в подушку. Гео лёг с газетой «Труд» в руках и открыл её на второй странице, где обычно печатались острые, живо и умно поданные материалы о «заднем дворе» нашей жизни. Вот и сегодня — «Хотите купить больничный лист?» и подзаголовок «Мнимые пациенты доктора Захариева». Но, едва начав читать, Гео почувствовал, что сон вот-вот сморит его: глаза слипаются, строчки расползаются в разные стороны и рука с газетой то и дело падает вниз. Устал всё-таки. А сон не идёт: неуютно, не привык к пустому пространству на второй половине постели.
Гена явилась около полуночи.
— О, какая честь нам оказана! Мсье Филипов, вы ли это?! Глаза её подозрительно поблёскивали, уж не напоила ли её приятельница? Что же ты даже не спросишь, где я была?
— Хорошо, спрашиваю, — спокойно ответил Гео. Когда жена «на взводе», лучше ей не противоречить. Тем более что он понимал её состояние: она обижена, даже оскорблена его долгим отсутствием. И никакими объяснениями, никакой логикой тут дела не поправишь. Женщине нужно постоянное внимание мужа.
— А я тебе не отвечу! Можешь думать всё что хочешь…
Гена с досадой сдёрнула с себя всё, что стесняло её полноту, облачилась в лёгкую сорочку и плюхнулась в постель — носом к стене. Гео кожей чувствовал: она собирается с духом и сейчас выпалит всё, что у неё на душе.
— Ты ведь хорошо знаешь, за какой химерой я гоняюсь, — поспешил он «защититься» и даже попробовал слегка погладить круглое плечо жены, но рука его была тут же резко сброшена.
— Гоняйся, кто тебе мешает! — и Гена демонстративно натянула на себя лёгкое одеяло, поставив этим жирную точку в даже не начавшемся разговоре.
Самое обычное семейное недоразумение. Утром всё покажется не таким уж страшным. Пройдёт, и следа не останется. Плохо только, что сейчас это очень не ко времени: ему как никогда необходима полная сосредоточенность, нужно быть готовым в любой момент, как по тревоге, вскочить на коня (в данном случае это многострадальный «Запорожец») — и в путь. Днём и ночью его буквально обуревало предчувствие чего-то очень важного, что должно вот-вот случиться, и он едва сдерживал себя, чтобы не помчаться в Пловдив.
Гео не ошибся. Вернее, почти не ошибся, потому что весть, пришедшую на следующий день именно оттуда, из Пловдива, можно было расценить или как искру надежды, или как очередной мираж влюблённого.
— Это товарищ Филипов? Вас беспокоит Ярослав…
Знакомый голос, тяжёлое дыхание. Кто же это?
— Простите, кто беспокоит?
— Ярослав… Из Пловдива… — голос в трубке стал тише и глуше, в нём явно зазвучала обида.
— Тысяча извинений, Ярослав! Я совсем отупел от жары. Что у вас?
Длинные Уши не дал ему договорить — будто в пропасть ринулся:
— Послушайте! Я видел её! Видел! Вы слышите меня?
Гео, конечно, слышал, но решил «осадить» потерявшего голову парня и взял спокойный, будничный тон:
— Нет, не слышу. Повторите, если можно,
— Я видел её! При выходе из летнего кино! В толпе!
— Ну, и что же?
— Ничего… Потом я потерял её из виду… Вы, наверно, думаете, что я опять обознался, да? Не надо, очень прошу вас! Я совершенно уверен, что это была она! Неважно, что у неё были русые волосы…
— Ясно. Ну хорошо, давайте договоримся так: я сажусь в машину и еду к вам, а вы ждёте меня через два часа возле «Тримонциума», годится?
— Уже иду туда и не двинусь с места!
Гео молниеносно собрал свой нехитрый багаж, отдал тёще французский аспирин с привкусом лимона, велел ей, как сказала Гена, выпить две таблетки на ночь — и бегом к «Запорожцу». Он не оставил записку Цыплёнку, но тот наверняка сам догадается обо всём. Так, больше ничего не забыл? Документы на месте? А то можно и заночевать на посту автоинспекции, ведь его «Запорожец» просто плачет по профилактике.
Длинные Уши отделился от стены — он стоял рядом с тяжёлой дверью отеля — и бегом бросился к «Запорожцу». На нём были узкие, давно не знавшие утюга брюки из лёгкого полотна.
— Я просто удивлён, вы приехали так быстро…
— Я рад и тоже удивлён — на этот раз вы в одиночестве, — не без ехидства заметил Гео. Длинные Уши действительно поразил его: мятая одежда, небрит, красные глаза. Гео тут же стало жаль парня: наверняка он страдает, не стоило обижать его.
— Вы правы, может быть, действительно надо было привести её — задумчиво ответил Ярослав. Он случайно или намеренно не обратил внимания на иронический тон собеседника. — Да, она бы могла нам помочь. Она ведь умница…
— И, с вашего позволения, очень красивая девушка. Но по-другому…
Ярослав на секунду закрыл глаза, как будто его пронзила боль.
— Здесь будем разговаривать или?
— Я предлагаю отправиться на «место происшествия». Садитесь в машину.
— Нет смысла. Пешком проще.
— Хорошо, тогда я возьму сигареты.
Минут десять они молча шли рядом, не замечая улыбок, которыми их провожали прохожие: Ярослав рядом с невысоким Гео казался почти великаном, они были похожи на знаменитую цирковую пару — Пата и Паташона.
Остановились перед обшарпанным дощатым забором у летнего кино. Сейчас здесь никого не было. Возле кассы, закрытой грубым ставнем, на земле виднелась масса следов — тут побывали и кеды на рифлёной подошве, и марафонки[6], и маленькие туфельки на каблучках, и спортивные тапочки.
Парень показал, где стояли они с теннисисткой — точно в центре толпы, зажатые со всех сторон, как сардинки в банке, когда вдруг он почувствовал на себе чей-то горячий ревнивый взгляд («Вы, наверно, тоже не раз испытывали такое? Как только это передаётся — магнитной волной или каким-то электричеством, что ли…») Он повернул голову влево, вправо и…
— Она! Уставилась и смотрит. Люди толкают её. А она на меня смотрит. Честное слово, я просто голову потерял! И знаете, что я, дурак, сделал? — Длинные Уши слегка застонал, как от зубной боли, и помотал головой из стороны в сторону. — Я обнял за плечи мою девчонку, стал шептать ей в ухо какие-то
