поездка женщины и девочки к человеку, который едва знал свою дочь. И на Джона нахлынула волна сочувствия.
— А ты помнишь, на чем вы ехали?
— Да, конечно.
— Но не уточняешь. — Он невольно улыбнулся ее сдержанности.
— Знаешь, я не поддерживаю отношений с отцом. — Элоиза двигалась за его спиной туда-сюда, перекладывала что-то на столе, наводя порядок. — Но это не значит, что меня не волнует, в безопасности ли он и мои братья.
— Да, верно. У Медины есть три сына. — Джон мысленно перебирал все, что успел узнать о свергнутом короле Сан-Ринальдо, проведя собственное расследование. — Ты их тоже видела?
— Двоих.
— Это должно было выглядеть по меньшей мере странно.
— У меня есть сводная сестра. Я имею представление о том, что значит быть членом семьи только отчасти. — Ее голос становился громче с каждым словом. Немалая обида звучала в нем. — Я не избалована.
Джон повернулся к ней. Стол был так аккуратно прибран, так чист, что на нем можно было проводить операции на открытом сердце. Бактерии не решились бы приблизиться.
Джон, однако, не привык отступать.
— Но ведь твоя мама уже была замужем, когда тебе было семь лет.
— А Одри была совсем маленькая. — Элоиза подняла руки, словно защищаясь.
Джон не сразу осознал то, что она сказала, и… дьявол!
— Твоя мама поехала к своему прежнему любовнику, уже будучи замужем за другим человеком? Твой отчим, вероятно, был не в восторге.
— Он ничего не узнал ни о той поездке, ни о семье Медина.
Элоиза стояла перед ним, прямая, высокая. Она — властительница. Живет ли она во дворце или сидит в маленькой комнатенке без окон — не важно. Она завораживает его.
И в то же время пробуждает в нем инстинкт рыцаря-защитника. Какой же была ее жизнь, если она научилась так держать оборону?
— Твой отчим ничего об этом не знал? — Джон приближался к ней очень осторожно, боясь спугнуть ее в тот момент, когда она, наконец, стала говорить откровенно. — А что она сказала ему о твоем отце?
Элоиза пожала плечами:
— То же, что и всем. Что он был студентом, не имел семьи и погиб в автомобильной катастрофе еще до моего рождения. Вообще-то Гарри не очень интересовал мой отец. Мы просто не касались этой темы.
Джон провел пальцами по морщинам у нее на лбу:
— Давай не будем говорить о твоем отчиме. Расскажи о той вашей поездке с мамой.
Морщины разгладились, на лице Элоизы мелькнуло подобие улыбки.
— Это было замечательно, но, возможно, так казалось восторженной маленькой девочке. Мы гуляли по берегу и собирали ракушки. Он, — она замолчала и откашлялась, — то есть мой отец рассказал мне сказку о маленькой белке, которая могла попадать куда хотела, бегая по телефонным проводам. Он даже носил меня на плечах, когда я уставала от долгой прогулки, и пел мне песни по-испански.
— Это приятные воспоминания.
Джон не сомневался, что Элоиза достойна самых лучших воспоминаний, но оставил свое мнение при себе. Лучше подождать и дать ей выговориться, чем рисковать и сделать что-то, от чего она опять замкнется.
— Я знаю, это глупо, но я до сих пор храню одну из этих ракушек. — Элоиза поправила стопку и так сложенных в идеальном порядке бумаг. — Я часто прикладывала к ней ухо и представляла себе, что слышу его голос, смешанный с шумом океана.
— А где теперь эта ракушка?
— В одном из книжных шкафов у меня дома.
Дом, который она декорировала наподобие морского берега. Это не может быть случайностью. Джон слегка погладил ее по плечу:
— Почему ты не навестишь его снова? У тебя есть право на это.
— Я не знаю, где он живет.
— Но у тебя наверняка есть возможность с ним связаться. — Легкое движение ее руки подтолкнуло его к дальнейшим расспросам. — А как насчет твоего адвоката?
Элоиза опустила голову:
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Значит, адвокат — твой связной. Сам старик даже не думает с тобой общаться.
— Прекрати это, слышишь?
Она окинула его быстрым суровым взглядом. Ее глаза потемнели, стали сердитыми, и в них отразилась такая боль, что Джон был готов буквально на что угодно, лишь бы эта боль ушла.
— Элоиза…
— Мой родной отец просил меня навестить его, — Элоиза говорила, словно не замечая его, — и не один раз. Это я отказываюсь. Все слишком сложно. Он сломал жизнь моей матери, разбил ей сердце. — Она вцепилась в рубашку Джона. — Я не могу забыть об этом и беззаботно садиться с ним за обеденный стол раз в пять лет, когда его начинает мучить совесть.
Джон слушал Элоизу и старался понять, что же она хочет сказать.
— Мне не хватает моего отца, — бросил он.
Отец Джона погиб в автомобильной катастрофе, когда он едва достиг подросткового возраста.
— Говорю тебе, я не хочу его видеть.
Джон обхватил ладонями ее лицо, погладил большим пальцем щеку:
— Элоиза, я представляю, как ты скучаешь по своей матери. Родителей тяжело терять в любом возрасте.
Его искреннее сочувствие смягчило ее взгляд. Она спросила:
— Когда твой отец ушел из жизни?
— Я был тогда еще мальчиком. Автомобильная катастрофа. Я очень завидовал братьям, потому что они дольше общались с ним.
Джон отличался от своих братьев, он был более склонен к бунтарству. А они ничего не знали о том, как ему бывало больно, когда окружающие говорили, что он был бы гораздо целеустремленнее, если бы его отец был жив. Однако Джон не позволил этому встать между ним и его семьей. Семья была для него всем.
— Мы едва не потеряли маму несколько лет назад, когда она отправилась в благотворительное турне по Европе. — Возможность потерять ее безумно напугала Джона. После этого он образумился. У него внутри все холодело, как только он вспоминал, что едва не случилось с матерью. — Какой-то сумасшедший устроил стрельбу на одном из ее мероприятий.
— Боже правый, ведь я это помню. — Элоиза выпустила его рубашку и разгладила смявшуюся ткань. — Для тебя это, наверное, было ужасно. Кажется, в газетах писали, что кто-то из ее родных присутствовал при этом. Ты все видел?
— Я не ищу сочувствия. — Джон взял Элоизу за запястья и отстранился. Возможно, она думала, что ее прикосновение его успокаивает, но на самом деле оно быстро становилось источником напряжения. — Я просто хочу сказать, что мне понятны твои чувства. Но, Элоиза, если ты однажды попала под луч прожектора, то уже не сможешь от него скрыться.
— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду, — ответила она страстно. — Поэтому стараюсь жить скромно.
— Ты родилась с этим, — настаивал он. — Тебе не удастся прожить скромно. Ты всего лишь откладываешь неизбежное. Лучше принять его на своих условиях.
— Не тебе об этом говорить, — заявила она резко и высвободила свои руки.
