главное. Я никого не обманула. Мы сделаем то, что было задумано. Топливо здесь есть, я тебя уверяю. Это место - секретная стратегическая точка. Настолько секретная, что ее нет даже на военных картах. Украина же безъядерное государство, помнишь? Ни один из солдат, тянувших здесь службу с шестьдесят восьмого года, не знал, что охраняет. А здесь все время стоял тактический бомбардировщик. Когда-то древний 'Як', сейчас 'Миг'. Он тут, вон за той плитой, - она указала на такую же гигантскую створку в другом конце ангара. - Только нужно еще два ключа найти, чтоб ее открыть. Фон, о котором старик говорил, оттуда идет. Сам 'бомбер' нам не нужен. Управлять им сложно, да и одна не справлюсь. Зато эта 'сушка' - идеальный вариант. Здесь она как машина прикрытия. Проблема только в том, что стоит уже лет десять. Нет, - она поспешила оправдаться, будто бы пилотировать эту хрень предстояло мне, - регламентные работы, конечно, проводились, чистка, смазка, тестовые замеры, но в небо ласточку не поднимали давно. А я подниму. Жаль, что лишь один раз.
Я медленно повернулся, подошел к ней, заглянул в глаза.
- Если это действительно так, то кто же ты, Олечка? Ты выглядишь на четвертак, а стреляешь и сворачиваешь шеи как, блин, маститый коммандос. Вот теперь еще, оказывается, умеешь рулить истребителем, и знаешь о расположении сверхсекретных военных объектов. Кто ж ты такая, Ольга с позывным 'Руно', на самом деле? А?
Мне казалось, она никогда не сможет дать ответ на этот вопрос. Ее глаза просили не спрашивать об этом. И, тем не менее, после минуты пытки требовательным взглядом, она высказалась.
- Я - всего понемногу, Глеб, - отведя взгляд, сказала она. - Немного солдат, немного выпускница летной военной школы, немного оперативник российского ГРУ. Немного обычная женщина - простая винничанка. Как оригами из разных цветов: и безобидные маргаритки тебе, и шипастые розы.
- Шпион, выходит? - Я не знал, как реагировать на эту новость, поэтому сделал вид, будто подсознательно уже об этом догадывался. Ну как если бы только нужно было официальное подтверждение теории. - И что же обозначает твой позывной?
- Когда-то за утечку такой информации, могли полететь головы. Прежде всего, моя, - хмыкнула Ольга. - И накрыться вся сеть. Сеть проекта 'Руно'... Хочешь знать о позывном? Все просто. Агентам, которые работали в других странах, присваивали только номера. Принадлежность к стране заключалась в доменном имени.
- Ру, - догадался я.
- И 'No'(или ?), номер. Мой номер девять-двенадцать.
- Неплохой, выходит, с тебя агент, Руно-девять-двенадцать, раз знала о секретной точке, которой нет даже на военных картах. И значит, у вас с Жекой что-то было?..
Угу, думайте, что хотите, а из всего услышанного мой мозг почему-то зацепился именно за это. Секретная точка с ядерными ракетами - да ну и хули? Что с них взять? Тактический бомбардировщик? Ну, посижу, штурвал поверчу. Побурчу, пока губы не заболят. Цинус-то мне в чем? 'Конфетку' на молекулы расщеплет? Хоть сто раз, я там все равно не обитаю. А вот девка эта... ну убейте меня, приглянулась. Бывает такое у мужиков, верите? Приглянулась - и потащился за ней, хоть на край света. А тут - шлеп! И вот такая оказия. Русский нашифрованный шпион в плотной связи с десантником. Как тут обойти вопрос стороной?
- Нет, - она качнула подбородком и я снова уловил от нее запах мыла и сопутствующий ему возбуждающий аромат чистого женского тела. - Я такой же должник перед ним, как и ты. Только позарилась я в свое время не на муку. Банды, конечно, не собирала, как-то сама промышляла. - Понял, уколола, зараза эдакая. - Ну и попалась... Хотя как 'попалась'? Сама, считай, к ним пошла.
- Обвесилась тротилом и не сработал взрыватель? - иронизирую.
Ольга не улыбнулась. Грустно вздохнула, нервно погладила ладони.
- За пару недель перед тем, как я проникла на охраняемый 'догами' объект, прибился ко мне мальчик. Когда 'африканец' потянул, он только первый класс закончил. Сережкой звали. Отец от вируса умер, мать во время эвакуации в толпе затоптали. А парнишка чудной такой оказался, бесстрашный, везде за мной по пятам, как собачонка, - Ольга улыбнулась, вспомнив видать малого. - И тогда за мной увязался, не отгонишь. Не бить же его. Посадила в газетном ларьке, попросила не высовываться, дождаться меня. А он... понятное дело... Пошел за мной, спалился сам и меня... Вот тогда 'дожьё' его и подмело. Подумали, сын мой. Я бы отбила парнишку, да боялась в него попасть. Потому и пошла в плен, считай, добровольно. Готовилась, знаешь, как к мужикам попала, а оказалось... они там сами друг другу бабы, да и шалав этих на 'конфетке' жопой жри. Знаешь, что со мной делали почти целый месяц? - В коварстве сузила глаза, громко выпустила воздух ноздрями. - Они каждому пленному роль придумывали. Я у них вот собачкой была. Надо было ходить на четырех лапах, ссать, поднимая лапу, нюхать задницы другим собачкам, наскакивать друг на друга. Это их долбанное развлечение. Если б не Жека, мне бы вообще не жить. Из петли, считай, вытянул. Бежать помог. В отплату я ему и рассказала об этом бункере. Перед Богом тогда поклялась, что этот гадюшник будет сметен. Тогда была уверена, что только Жеку одного и спасу. Пусть мне самой придется сдохнуть, но они жить не будут! Они ведь Сережку на моих глазах... Не поверили, что пацаненок мне чужой. Поэтому я должна. Понимаешь? Должна... Сделала бы это еще раньше, да чертовы ключи. У нас ушел год чтобы их найти. Думаешь, я бы стала рисковать сама и вас подписывать, если б сомневалась хоть в чем-нибудь?
Мы молчали, смотря друг другу в глаза и выискивая в них невесть что. Может, пытались сказать друг другу нечто такое, что в нашем положении сложно сказать словами?
Потом она улыбнулась. Лишь глазами. Уголки ее губ приподнялись едва-едва для того, чтобы выражать даже намек на радостное настроение. Она неотрывно смотрела мне в глаза и, казалось, спрашивала: 'Зачем говорить обо всем этом, если оставшееся время можно использовать по-другому?..'
- Может, ты меня все-таки лучше поцелуешь? - предложила она.
Да, может. Конечно, я тебя поцелую, детка.
И я поцеловал ее. Так, наверное, как еще не целовал никого за свои двадцать девять лет. Даже тех, у кого в порыве обоюдной страсти трещали кости, а из трущихся частей тела вот-вот должен был повалить дым. Они казались всего лишь игрушечными машинками в песочнице по сравнению с гонкой в Ле-Мане. О, как я это сделал! Так, будто бы на меня была возложена функция продемонстрировать подрастающему поколению дебилеющих интернетных задротов, как нужно вставлять девушке по- настоящему.
Олечка... Такая стойкая, такая жесткая и несгибаемая, такая хладнокровная и прагматичная, Олечка в эти минуты звала маму настолько громко, что мне пришлось ей затыкать ладонью рот, абы ее не услышали снаружи. Она кусала меня, и мне приходилось ослаблять руку, чтоб дать ей вдохнуть.
Она была горяча, как кипящий котел. Снял крышку - не обожгись! Воздух через ноздри у нее пробивался со сладким стоном. Ее руки были на мне, у меня под одеждой, шарили во всех запретных местах. А когда нашли обнаженный нерв в паху, у меня самого сердце застучало в темпе стреляющего пулемета.
Сначала я 'целовал' ее, сперев на подкрыльное колесо Су-27. Затем мы в спешке перебрались наверх, и я целовал ее на самом крыле - нам позарез нужна была горизонтальная плоскость. Наверное, ей было холодно лежать почти полностью нагой на холодном металле, но я делал все, чтобы ее согреть. Главное во время бешеного ритма было не промахнуться и не продырявить крыло, ибо вся работа тогда на смарку.
Затем мы переместились на сам фюзеляж, а затем даже рискнули 'целоваться' на месте пилота. Изящному, сочному, красивому телу Ольги под стать была любая занятая поза и конфигурация - в любой она выглядела манящей, желанной, о которой продолжалось мечтать, даже имея ее. Выбраться наружу пришлось из-за существующего риска повредить какой-нибудь прибор из тысячи здесь присутствующих.
Всего этот наш безумный, дикий и неудержимый совокупительный экшн продлился минут десять. Не было времени на изобретательность и мудрствования по части выбора поз. Зато мы обметили весь самолет, как если бы он после этого ритуала должен был лучше лететь.
Это был всего лишь миг, который как начался, так и закончился. Бурно. После брандспойтной эякуляции у меня было ощущение, будто я похудел на пару килограмм. Выброс словно забрал из меня все
