– За ребятишек красна цена пятёрка, ну а за остальных – по десятке.
– Нирта, побойтесь Создателя!
– И кто мне об этом говорит, работорговец?!
– В этом занятии нет ничего зазорного!
– И я о том же!
Мы ещё изрядно поприпирались. Кто сказал, что торги тут не уместны?
В общем, к обоюдному согласию… Попробовал бы мне кто-нибудь возразить! Ведь именно тогда я пообещала отрубить руку Фальхрыму, если мои условия не будут приняты:
– Хорошо, Тан, забирай свои 'сокровища'! Грузи их обратно в телеги. А ты сам подожди, передашь от меня джехе подарок… Бесплатный!
– Что за подарок? – окликнул меня роверец, когда я уже развернулась, чтобы уйти.
– Рука её сына!
Эпшир и Юся добросовестно перевели. Сзади наступила гробовая тишина. Лишь скрип снега у меня под ногами, да тихое подвывание ветра, что неутомимо гнал по обоим берегам и ледяной глади реки тонкие шлейфы позёмки.
– Нирта! Ола! Стойте! – Чойб опомнился первым, – Подождите! Я скажу этому, – он кивнул на ставшего белым, как мел, торгаша, – Два слова! Уно моменто! – добавил он почему-то по-имперски, как будто я понимала этот язык.
Я остановилась и развернулась. Самой стало интересно.
Чойбилрит подлетел к толстяку… не то, чтобы торговец был слишком жирен… но его массивная фигура изрядно заплыть салом. Отожрался он на ханских харчах, а предназначенных на обмен бедолаг, небось, и не кормил, гад, ни разу. То-то их ветром качает.
Пусть кочевник был на полголовы ниже своего 'оппонента' и гораздо легче, но куда проворней и жилистее. Сейчас он сгрёб имперца за воротник, шипя и брызгая слюной, как гремучий змей. Из всех слов, что степняк буквально выплюнул в лицо прихвостню джехи, я разобрала только часто повторявшийся 'тапас'. О прочем можно было только догадываться, потому что Юся застыла в двух шагах от меня с открытым ртом, совершенно позабыв, что должна что-то переводить. Остальные присутствующие, что наши, что табиры, тоже с удивлением взирали на разыгравшуюся перед ними сцену. Видно и кочевникам она была в диковину.
– Говори! – Чойб ещё раз встряхнул свою жертву за ворот.
– Э-э, нирта, я согласен с ценой! – проблеял Тануб.
Очнувшаяся Юся исправно перевела, пожирая меня взглядом.
– Какой ценой?
– Последней, которую вы назвали.
– Хм-м, не уверена, что должна на неё согласиться.
– Ваша милость, побойтесь…
– Не поминай всуе имя Светозарного, – назидательно заметила я, прямо, как отец Фергюс. – Значит та-ак… Детвора пойдёт по восемь… Ладно, ладно, – поспешно добавила следом, видя, как скуксилось лицо роверца, прямо, как у ребёнка готового вот-вот расплакаться, – за мальчишек и вот эту девочку, – я указала на круглолицую, хорошо одетую табирку, выгодно отличавшуюся от остальных измождённых оборвашек, – по десятке. За этих калек, – кивнула на взрослых, – по двенадцать.
– Ну ни-ирта, – вновь заканючил Тан, – мы ж догова-аривались по четы-ырнадцать.
– Тринадцать и ни медяка больше.
Торгаш молча кивнул с таким видом – без ножа режете.
– Итого восемьдесят шесть за детей и тридцать девять за взрослых. Получается сто двадцать пять серебряных леворов. Так и запишем… Что-о?
А чего это все так удивлённо воззрились на меня? Быстро сосчитано? Так я ж не интегралы вычисляла.
Тануб тоже сперва похлопал глазами, затем выудил откуда-то из складок своей одежды счёты – этакий средневековый компьютер и принялся резво стучать костяшками. Теперь уже все взоры обратились на него.
К слову сказать, в мире Аврэд математика, письмо и стихосложение среди простого народа порой воспринимается, как некое волшебство. Почище любой магии. Та, наоборот, кажется проще и понятней: либо ты видишь дайхон, либо нет. А тут какие-то непонятные закорючки складываются в слова и цифры. Даже совершенно не владеющий даром может их прочитать. Вот это колдовство, так колдовство!
Ну а всякие чинуши рады стараться, выдавая своё унылое ремесло за священнодейство. Дворяне и купцы об этом знают, но помалкивают, сами не упуская случая пустить простонародью пыль в глаза. Дескать, все мы высшая каста – птицы высокого полёта. Вам, смертным, и не понять!
– Ну что? – спросила я Тана, когда тот убрал свой 'калькулятор'.
– Всё верно, – кивнул тот, внимательно посмотрев на меня, будто видел первый раз.
– Тогда сделаем запись.
Не тут-то было, пока мы торговались, чернила на морозе застыли.
Блин, не хотела я показывать имперцу замок, но видно придётся.
Чойб тут бывал, да и Фальха пришлось переселить в одну из комнат. Холодный подвал не лучшее место для заложника, жизнь которого хочешь сохранить.
Купленных детей и взрослых тут же отправила мыться, есть и спать. На сегодня с них хватит, и так все посинели на морозе. Будет время, со старшими поговорю.
Угостила табира и роверца обжигающе горячим клеа, они были счастливы. Сделала запись, что за ханского сына уплачено сто двадцать пять монет. Тануб поставил подпись, Чойб приложил измазанный чернилами палец.
Так завершилась первая сделка по выплате выкупа, но далеко не последняя.
В следующий раз ушлый имперец тоже попытался меня нагреть, всучив негодных тачпанов. Смотреть их за нами с Юсей увязался Дашмиршар, но стоило лишь молодому табиру бросить на товар один единственный взгляд, как его и след простыл. Воину-то нужен был боевой скакун, а кто на этих кляч позарится. Не уверена, что всех их можно было пустить хотя бы на мясо, которого у нас и так было навалом. После битвы на год хватит.
Как там сказал Портос: 'Я уважаю старость, только не в варёном и не в жареном виде'.
Семь старых кляч Юся отсеяла сразу.
– Ногу этого надо лечить, – указала она на серого в яблоках сайгака.
Тот был красив, но мелковат. Как сказала девчонка, даже если подрастёт, до полноценного боевого скакуна не дотянет.
– Брать будем?
– Не уверена, что смогу его выходить, ещё останется хромым.
– Десять монет.
– Да вы что? – взвился роверец.
– Да нехрена! Ты что, Тан, надо мною издеваешься?! То детей подсовываешь, которых хотели бросить в степи, то тачпанов, что со дня на день подохнут от старости. Ты что, так развлекаешься? Отлично, сейчас кликну Ильмиркая, привяжем тебя к четырём настоящим скакунам, и ты сразу поймёшь, чем они отличаются от пригнанных тобой. То-то смеху будет!
Торговец разом побледнел и принялся отпираться: он тут ни причём, каких животных дали, тех и привёл… И всё в том же духе.
– Но эту-то беременную козу возьмёте? Уж она-то полсотни сто?ит.
– Может, и сто?ит, только в ней нет жизни, – вынесла свой вердикт Юся.
– Как нет? А живот?
Брюхо самки действительно было округлым, но сам вид понурым и измученным, видно тяжко ей приходилось.
– Тут другое, – заявила неугомонная девчонка и, прежде, чем ей кто-то успел помешать, выхватила болтавшийся у неё на поясе тонкий и очень острый кинжальчик и ткнула в бок несчастной скотине.
– Фр-р-р! – вонючая струя бурой дряни вырвалась наружу, Тануб с Чойбом едва успели
