«Облучение» – это то, что с этих разведчиков, которые сами неизвестно сколько уже нахватались, светит. А «заражение» – радиоактивная пыль, которую они с себя везде трусят. Шастают по зоне невесть где, а потом тут рядом отираются – вроде как так и надо…
Однажды сам НАЧАЛЬНИК отдела РАДИАЦИОННОЙ РАЗВЕДКИ в штабе ПОБОЯЛСЯ ВЗЯТЬ ПИШУЩУЮ РУЧКУ у своего подчиненного офицера! Я просто охренел, когда понял, что происходит!
Это было вообще кино!
Данные тогда я уже отдал, и их наносили на расстеленную на столах карту радиационной обстановки… А начальник разведотдела сидел в сторонке за отдельным столом, его работа – вписать в приготовленную мной бумажку-донесение цифру-дозу, которую мы якобы сегодня получили. Ну и придумать ее, естественно. И расписаться.
А он начал выделываться:
– Ну, сколько мне вам написать?
Я промолчал: скажи «Сколько положено» – он вообще ноль целых хрен десятых напишет… И сколько тут на самом деле положено? А сколько получено на самом деле?
А он продолжал, пренебрежительно вертя в руках нашу бумажку:
– Знаю я вас – вы вообще никуда со стоянки в Чернобыле не выезжаете. Или выедете, где-то в посадке спрячетесь, насочиняете там всякую херню, а потом сюда тащите – нам яйца морочить. Еще и дозу им за это пиши…
Я не сказал ничего.
– Ну что мне вам написать? Какой маршрут?
– Там написано.
Он впервые соизволил взглянуть на наше донесение: «24.07.1986 БРДМ № 80 вел разведку по маршруту Биостенка. Экипаж в составе: Командир
– А-а, Биостенка… Небось опять меряли, из машины не вылезая… – Он поразмышлял. – Ну, 0,5?
Полрентгена за Биостенку – маршрут разведки Рыжий Лес-3 – это было оскорбление. Я промолчал.
– Ну ладно, я сегодня добрый – 0,6. – И он потянулся за своей ручкой.
И оказалось –
Он начинает озабоченно прощупывать свои карманы, утыканные индивидуальными дозиметрами.
Сначала куртку… Потом брюки.
Безрезультатно.
Не глядя, вытягиваю из своей полевой сумки ручку. Протягиваю ему.
А он ее в упор не видит.
Выдвигает ящики стола, роется…
А я держу свою обычную школьную шариковую ручку, изрядно уже пальцами заполированную, у него перед носом.
А он этот нос от нее воротит.
Загадочным маневром отворачивает голову вбок: там на составленных в кучу столах, на разостланной карте лежат на животах офицеры, наносят обстановку – их обтянутые хаки задницы торчат во все стороны, как лепестки цветка:
– Есть тут у кого-нибудь ручка?
Из-за частокола задниц доносится: «Нету. Тут фломастеры еле пишут…»
А я держу перед ним свою потускневшую в разведках ручку…
Как бы только что заметив, подполковник обращает взор на меня.
И тут на поверхности заряженной грозовой тучи – моей рожи то есть – неожиданно появляется смешливый зайчик.
Неуловимый и ненаказуемый.
Какой-то миг он смотрит на мою ручку. Решается…
Берет ее.
Выписывает дозу.
Я беру ручку и бумажку.
Проверяю:
«1,5 Р».
Нормально.
…Грозовые тучи расходятся…
А-а, так чем там с тем подполковником-связистом закончилось?
Да, в общем, ничем.
Ну, подхожу я к нему без всяких глупостей типа «перехода на строевой шаг при подходе к начальнику», просто подхожу, докладываю, вскинув руку к козырьку кепи:
– Товарищ подполковник, лейтенант такой-то по вашему приказанию прибыл.
Он начал без предисловий:
– Кадровый? – В смысле – кадровый ли я офицер?
– Никак нет.
– Двухгодичник? – Уже потише. Двухгодичник – это офицер запаса, на два года призванный служить в кадровую армию.
– Никак нет. – И, чтоб до конца ситуацию определить, добавляю: –
(Так замзавразведотдела когда-то протянул: «…А-а, «из народа», – когда узнал, что я офицер из запаса – не кадровый и не двухгодичник; мне выражение понравилось.)
Все было сказано.
Он мне не мог сделать ничего.
И мы оба это знали.
То есть он, конечно, «мог», но накажут меня или нет мои прямые начальники – ротный, комбат (командиру бригады уж точно не до меня) – это большой вопрос, и почухаюсь я от этого наказания или нет – еще больший; а вот над ним весь штаб будет потешаться, что ему не хрен делать – к разведчикам прицепывается… Это не то что кадрового – тот бы трясся: как же, «пятно в биографии»! И двухгодичника тоже можно прищучить – ему там характеристика хорошая нужна или еще что… А мне что? Я пришел – и я ушел; и меня мало колышет, присвоят мне очередное звание «старший лейтенант запаса» пятью годами раньше или пятью годами позже – или вообще никогда…
То есть он, конечно, кровь мне попортить может, но для этого ему нужно столько усилий потратить, такую машину раскрутить, стольких людей убедить – чтоб меня действительно-таки вздрючили… Да и за что?
И мы оба это знали…
Силы противников оказались равны, и теперь нам предстояло – каждому – «сдать назад, не делая резких движений»…
– Ну, что ж вы так, товарищ лейтенант, неуважительно – при моих подчиненных? – сказал он совсем другим тоном.
– Ну и я ж тоже, товарищ подполковник, не сам был…