«Возвышенности» эти могли занимать большие площади, измеряемые квадратными километрами, десятками их. Причем вне пределов 30-километровой зоны такие «плоскогорья-возвышенности» от прилегающей «равнины» отличали (максимум!) несколько миллирентген в час (как это было, например, в деревне Ковшиловка), а то так несколько десятых (село Бобер).
А рядом с АЭС могли быть и совсем микроскопические радиационные «пики», буквально «иглы» – мини-микропятнышки. Например, на пляже Пруда-охладителя, со стороны АЭС, наш новый дозиметрист опустил зонд над песком… Я уже привычно приготовился записать «100 мР/ч.», мы там всегда столько меряли… А он неожиданно – «400 миллирентген в час»!: наткнулся зондом на фрагментик реакторного топлива или графита, причем совершенно микроскопический, глазом неразличимый (как я в песок ни всматривался, так и не смог разглядеть). Причем хоть это и был кусочек невидимо-крошечный – но все же слишком тяжелый, чтобы далеко улететь. Поэтому такие «микро-пики» радиации могли быть только совсем недалеко от АЭС.
7.
– во-первых, из-за распада самих радиоактивных веществ,
– во-вторых, из-за их уноса «вглубь» (земли, водоемов) и «вширь» (на соседние участки) водой, ветром, живностью, деятельностью людей.
То есть вся эта радиационная гора естественным образом со временем проседала [50]. В мае, например, гамма-уровни были в несколько раз выше, чем в середине лета: там, где мой приятель Сэм в Рыжем (тогда еще Желтом) Лесу нашел 50 рентген в час, через три месяца больше 20 Р/ч. не было.
Причем уменьшение уровней со временем подчиняется той же закономерности, что и уменьшение с расстоянием:
Время выполняет «дезактивацию местности» медленнее людей, но зато куда обширнее: на всех загрязненных территориях. Так что сникает этот радиационный Эверест со временем: уменьшается его высота, тает, стягивается к центру основание…
По данным Отчета ООН 2002 года [51]
Незрячие и слон, или
Откуда ноги растут*
Знания крайне важны.
Но сами знания – ничто: нужно понимание.
Чего только не прочитаешь о радиационном загрязнении местности от чернобыля! Тут тебе и «пятна», и «полосы»…
И что любопытно – все это правда одновременно! Но это такая правда – как в анекдоте про слепых и слона:
Трое слепых ощупывают слона. Один говорит:
– Слон – это столб: круглый, толстый и высокий!
Другой:
– Нет! Слон – это трубка: длинная, гибкая и упругая!
– Да вы что! Слон – тоненький шнурочек, на конце заостренный!
Первый обхватил ногу, второй – хобот, третий держится за хвост…
Эти «пятна-полосы» повышенной радиации – от АЭС от пролома 4-го реактора – далеко.
И те, кто их мерял, не знали, что «полоса» – это не просто себе полоса, а часть чего-то большего: «радиационного отрога», или «отрожка» от него, или вытянутой автономной горки…
А «пятна», нетрудно догадаться, – это отдельные горки и горочки вне главных хребтов, отдельные выпадения из пролетавших мимо в первые дни (понятно, невидимых) «радиоактивных облаков». Например, микрочастички взорвавшегося реактора по воздуху ветром несло, а тут дождичек пошел и осадил их на землю. И уровень радиации на этой местности поднялся по сравнению с соседними…
…Короче, слон – это не совсем то, что нога, хвост и хобот.
Туловища ему не хватает – того места, «откуда ноги растут».
1 Р/ч.: Вкус радиации
Природа экономна в причинах и многообразна в – следствиях.
Как-то вечером, после ужина в лагере, делились мы впечатлениями от пребывания на 1 Р/ч. (это нижняя граница уровней, которые мы тогда считали «высокими»).
У Валеры – командира 2-го взвода – на 1 рентгене в час начинал болеть зуб, у него вообще были какие-то проблемы с зубами.
Сережа по своей основной – гражданской – специальности химик-синтетик, занимается металлоорганическими соединениями. Он на 1 Р/ч. начинал чувствовать металлический вкус во рту. Я долго голову ломал – почему? 1 Р/ч. – уровень явно маленький, чтоб радиолиз (разложение химсоединения на его составляющие под действием облучения) начался… И, с другой аороны, это сколько ж надо этой металлоорганики нахвататься, чтоб при этом вкус металла во рту почувствовать… Неправдоподобно… А что еще?… Я тогда просто не знал, что металлический привкус во рту – симптом непорядков печени, а уж ее-то, работая со своими металлоядами, Сережа точно подсадил: обычное дело среди химиков-синтетиков. И вот на 1 Р/ч. его подсаженная печенка начинала попискивать, не выдерживая еще и этой нагрузки…
