деревни напарники добрались только на третий день, ближе к обеду.
В деревне ничего не изменилось. Ничего – то есть абсолютно. Такое же сонное поведение местных, так же спокоен комендант, правда, в этот раз он, очевидно, для разнообразия, был не на рыбалке, а просто отдыхал, лежа в тенечке под деревом – денек выдался жарким. Словом, лепота, будто и нет вокруг войны, не приезжали каратели, чтобы сжечь дотла соседнюю деревню, и не перебили ее жителей в отчаянном ночном бою. И, кстати, словно и не болтаются по лесу диверсанты, сумевшие не только перебить карателей, но и в самой этой деревне шороху навести. Впрочем, как раз их-то местные ничуточки не боялись – наверняка думали, что лихая парочка давно уже сделала ноги и умотала куда подальше. Ну-ну, каждый имеет право на заблуждения.
Появление диверсантов на улице деревни произвело эффект то ли разорвавшейся бомбы, то ли рычания невесть откуда взявшегося тигра. Проще говоря, улица мгновенно очистилась, люди разбежались по домам – урок, который они получили недавно, явно пошел им на пользу. Честно говоря, Александр больше всего опасался, что в них шмальнут с перепугу, а может, из чувства мести, все же их односельчан недавно положили. Однако обошлось без эксцессов – очевидно, народ здесь куда больше интересовался целостностью собственной шкуры, чем абстрактной местью. Что могут сделать эти двое, даже, что называется, голые и босые, здесь уже убедились, сделали соответствующие выводы, и потому напарники беспрепятственно прошли к дому, во дворе которого находился комендант. Правда, он успел отреагировать – к моменту, когда Павел толкнул калитку, немец уже был в мундире и с пистолетом, но достать оружие из кобуры он даже не пытался – отлично понимал, что его изрешетят прежде, чем он успеет его поднять.
Интересно, боялся ли он? Скорее да, чем нет – все же страх вполне естественное для человека чувство. Однако держался хорошо, даже не побледнел, и это внушало уважение.
Александр спокойно подошел к гауптману и, не теряя время на всякие пошлости вроде приветствий или угроз, сказал, что им нужны продовольствие, телега и две лошади. Все, не больше и не меньше. Получив желаемое, они уйдут, и обойдется без эксцессов, ну а если нет… Ну, на нет и суда нет, зато есть пуля.
Немец к языку скорострельных аргументов прислушался и на сделку с диверсантами пошел даже с каким-то облегчением. Наверняка ведь думал, что с него потребуют что-либо более серьезное, а так у него получалось сохранить и свою жизнь, и спокойствие во вверенном районе. В общем, была возможность отделаться малой кровью, и капитан Хервиг Мюллер ею воспользовался.
Оставаться там, где их один раз уже пытались повязать (причем, как выяснилось, без ведома коменданта), сверх необходимого ни Александру, ни Павлу абсолютно не хотелось, и полтора часа спустя они уже ехали прочь на нагруженной едой телеге, которую тащили две заморенные кобылки. Разумеется, они и в подметки не годились той, что уже паслась возле лагеря, но тут уж напарники привередничать не стали. Какой смысл? Все равно не для себя старались, со всеми вытекающими последствиями и пониженной мотивацией. Очевидным минусом стало то, что даже две эти клячи обеспечивали нагруженной продуктами телеге меньшую скорость, чем в прошлый раз одна-единственная лошадиная сила. Правда, справедливости ради следовало помнить, что и телега была побольше, да и нагрузили ее куда сильнее, но все же лошадей-то было две! Ну да и на том спасибо – слишком уж наглеть тоже не стоило.
Вот телегу парни выбирали куда тщательнее – не хватало еще, чтобы она рассыпалась на полдороге. Это было сложно – в гужевом транспорте ни один из них не разбирался. Правда, когда Александр озвучил, что в случае аварии они придут за другой, местные прониклись важностью момента и живо выбрали транспортное средство покачественнее – видать, очень не хотели, чтобы их в ближайшее время снова беспокоили. Ну да и пес с ними – диверсанты не особенно торопились, двигаясь к лагерю уже знакомым, проторенным путем.
Тогда у них и состоялся серьезный разговор, впоследствии во многом определивший судьбу обоих. Мирный такой разговор, спокойный. Александр полулежал, удобно расположившись на мешках с крупой, Павел сидел впереди, управляя лошадьми. Оба были расслаблены и умиротворены, чему способствовали полные желудки, плюс бутерброды с хорошо просоленным и чуть подкопченным, в мраморных прожилках мяса салом. В этот раз они собирались не в такой спешке, как во время предыдущего визита, и, соответственно, продуктами затаривались куда более продуманно.
– Слушай, – Павел обернулся к напарнику.
– Угум… Слушаю, – говорить с набитым ртом не очень удобно, поэтому Александр героически проглотил непрожеванный кусок бутерброда и, приподнявшись на локте, с интересом посмотрел на 'извозчика'. Павел, которому управлять телегой, как ни странно, понравилось, на прозвище не обижался, хотя Александр, привыкший к паре сотен лошадей под капотом, совершенно его не понимал.
– А скажи, что будет дальше?
– Не понял. Вроде бы все уже обговаривали. Ждем, возвращаемся домой, бизнес мутим… Да и потом, нам еще, насколько я помню, к тамплиерам экскурсию обещали, так что будем продолжать в прежнем духе.
– Да я не про это, – досадливо мотнул головой Павел. – Я имею в виду, вот привезем мы эту несчастную жратву, а максимум недели через три вернемся домой. А с ними что дальше будет?
– С кем – с ними? С этой деревней? Со всем миром? Или только с нашими подопечными?
– Слушай, Сань, не надо пытаться казаться глупее, чем ты есть. Этот мир хрен знает сколько миллионов лет существовал до нас, будет существовать и после того, как мы его покинем. Для него вмешательства вроде нашего – так, булавочные уколы. Деревня… Да какое мне до нее дело. Они сами выбрали свой путь, и не мне их судить. И не мне, кстати, жалеть. А вот наши…
– Паш, какие они нам, в общем-то, наши? Прости за каламбур, но ты сам подумай. Это – не наш мир, они – не наши предки, я тебе это уже тысячу раз говорил. Пускай разбираются со своими проблемами сами – мы и так сделали для них больше, чем от нас можно было ожидать.
– Гм… Недавно ты говорил несколько иначе.
– Считай, с того времени я поумнел.
– Нет, ты просто обижен на то, что некоторые из них не испытывают к тебе благодарности. В твоем понимании благодарности.
– Кое-кто из них не испытывает никакой благодарности.
– А кое-кто ведет себя, как страдающий от спермотоксикоза мальчишка.
– Не понял…
– А что тут понимать? Куча баб вокруг и сплошное воздержание. А в нашем возрасте письку узлом завязывать вредно. У тебя все в точности по дедушке Фрейду, а тетя Нюра – всего лишь точка фокуса для твоих эмоций. И не говори мне, что это не так, ты слишком уравновешенный человек, чтобы было другое объяснение. Кое-что можно списать на болезнь, но основа как раз такая.
– Ладно, психоаналитик доморощенный, хватит об этой дуре. Да и баб, как ты говоришь, не так и много.
– Зато одна вокруг тебя разве что ужом не вьется. Только слепой не разглядит. Или тормоз, вроде тебя. И, кстати, насколько я тебя успел изучить, как раз такой типаж тебе и нравится.
– Чушь. Впрочем, ладно, замяли, все равно друг друга мы сейчас не убедим.
– Угу. И все же, если отвлечься от обид. Помнишь, как сказал тот француз? Мы в ответе за тех, кого приручаем.
– Ну да, верх мыслительного процесса свихнувшегося пилота.
– Свихнувшегося?
– Ну, или накурившегося. Или еще чего… Они ведь, первые летчики, все сплошняком адреналиновые наркоманы были, и какой бред им в голову мог прийти, вообще предсказать нельзя.
– Хватит, не злобствуй и не уводи разговор в сторону. Ты не прав, понимаешь это – так имей мужество признать очевидное.
Александр поморщился – если уж напарник вцепился, то отодрать его было сложно. Хватка у начинающего ученого железная, клещи с бульдогами отдыхают. Вздохнув, он положил бутерброд и с силой растер лицо руками.
– Ладно, что ты предлагаешь? Сидеть здесь и охранять их до конца войны? Прости, но меня на такой подвиг не хватит, да и тебя, подозреваю, тоже.
– Ну, зачем все так усложнять… Я предлагаю забрать их с собой.
– Что? – Александр даже привстал. Он ожидал от извращенного мозга напарника чего угодно, но не
