январского (1910 г) пленума ЦК РСДРП, анализирует серьезные и глубокие факторы, которые могут привести к объединению, и «анекдотическую» накипь, эту эмигрантскую склоку, скандалы и маету «Эмигрантщина теперь во 100 раз тяжеле, чем было до революции. Эмигрантщина и склока неразрывны».
Вновь и вновь Ленин выражает глубокую убежденность в победе над этими настроениями, в усилении и оздоровлении партии. Он пишет Горькому: «Но склока отпадет; склока остается на 9/10 за границей; склока, это — аксессуар. А развитие партии, развитие с.-д. движения идет и идет вперед через все дьявольские трудности теперешнего положения».
Тягостный для обоих период подходил к концу. Ленин и Горький были выше эмигрантских склок и никому не позволили поссорить их. Да, Горькому понадобилось время, чтобы понять, за кем же настоящая правда. Но он это понял, порвал с Богдановым и богдановщиной.
А те пускали в ход все средства, вплоть до клеветы, чтобы поссорить их. И про «ругань» в «Дискуссионном Листке» говорили Горькому заведомую неправду.
Что же на самом деле писал в нем Ленин, приславший Горькому этот выпуск? В «Листке» была напечатана статья В. И. Ленина «Заметки публициста». Подвергнув критике платформу сторонников и защитников отзовизма, В. И. Ленин пишет о Горьком: «Впрочем, нельзя было бы сказать, что целиком отрицательным является то реальное содержание, которое имеют цитированные слова платформы. За ними кроется и некоторое положительное содержание. Это положительное содержание можно выразить одним словом: М Горький.
В самом деле, не к чему скрывать факта… что М. Горький принадлежит к сторонникам новой группы. А Горький — безусловно крупнейший представитель пролетарского искусства, который много для него сделал и еще больше может сделать. Всякая фракция социал-демократической партии может законно гордиться принадлежностью к ней Горького… Горький — авторитет в деле пролетарского искусства, это бесспорно. Пытаться «использовать» (в идейном, конечно, смысле) этот авторитет для укрепления махизма и отзовизма значит давать образчик того, как с авторитетами обращаться не следует.
В деле пролетарского искусства М. Горький есть громадный плюс, несмотря на его сочувствие махизму и отзовизму…»
Алексей Максимович убедился в том, что В. И. Ленин, всегда требовательный к себе и товарищам, рассматривал его временный отход к отзовистам и махистам всего лишь как «слабую сторону, что входит отрицательной величиной в сумму приносимой им пролетариату громадной пользы». Дружба В. И. Ленина была действенна и человечна, помогала встать твердо, чувствовать радость совместной борьбы за общую цель.
1910 ГОД, ВЕРНЫЕ БОЛЬШОЙ ДРУЖБЕ
Летом 1910 года Владимир Ильич выбрал время, чтобы вновь приехать на Капри. Маршрут путешествия на этот раз был иным. Ехал Ленин из Парижа поездом до Марселя, а затем на пароходе по Средиземному морю до Неаполя.
1 июля 1910 года Владимир Ильич писал Марии Александровне: «Дорогая мамочка! Шлю большой привет из Неаполя. Доехал сюда пароходом из Марселя: дешево и приятно. Ехал как по Волге. Двигаюсь отсюда на Капри ненадолго»
Затем путь от Неаполя пароходиком до знакомого причала. И там, как и в прошлый раз, Горький и рядом с ним Мария Федоровна.
За два года многое изменилось. Вот и вилла теперь другая — «Спинола», почти рядом с площадью, на виа Лонгано. Раньше здесь был монастырь, здание мрачноватое, не уютное, буро-красного цвета. Сняли его для пресловутой школы.
Нет и той малоприятной компании философов-махистов. Это, пожалуй, самое главное, что отличало второй приезд от прошлого. Искренне, всей душой радуется Мария Федоровна: Алексей Максимович понял — с Богдановым ему не по пути. Она с трудом переносила общество Богданова, Базарова, Алексинского.
— Сыт по горло этой школой, — признался Алексей Максимович Марии Федоровне. — Во всей этой истории я, кажется, наиболее потерпевший — и морально, и материально.
Когда группа Вилонова уехала, Мария Федоровна тут же распорядилась перенести занятия на виллу «Паскуале». Алексей Максимович эту меру одобрил, а Богданов, Базаров и их шумливый приверженец Алексинский негодовали.
Разрыв с группой Богданова был полный. Но требовалось еще помочь Алексею Максимовичу освободиться от пагубного влияния махистской и «богоискательской» философии. Мария Федоровна рассказывала Владимиру Ильичу, что решающую роль в этом сыграло его письмо к Горькому.
— Сейчас он всей душой с Вами, — удовлетворенно говорила она.
Владимиру Ильичу выделили удобную комнату с видом на море и поставили рабочий стол у открытого окна. С внешней стороны дома была узкая терраса, примыкавшая к соседней с домом скале. Здесь любили бывать Ленин и Горький…
Алексей Максимович не знал всех тонкостей политической борьбы и не мог понять, почему Ленин склонен к объединению с меньшевиками-плехановцами (меньшевиками-партийцами) и идет на разрыв с большевиками-богдановцами.
Минувшие два года нелегко дались Горькому, душевный кризис отразился и на его творчестве. Владимир Ильич признался, что, прочитав его «Исповедь», написал огорченное письмо, да не послал из-за начавшегося тогда раскола с махистами.
— Напрасно не послали, — ответил Горький. — Я и сам теперь не доволен «Исповедью». Дидактично написана. А того напраснее, что не приехали сюда, в школу. Мне бы тогда откол от них стоил меньше нервов, меньше сил.
Позже, в ноябре 1913 года, В. И. Ленин напишет Горькому: «По вопросу о боге, божественном и обо всем, связанном с этим, у Вас получается противоречие — то самое, по-моему, которое я указывал в наших беседах во время нашего последнего свидания на Капри; Вы порвали (или как бы порвали) с «впередовцами», не заметив идейных основ «впередовства».
Эти беседы начались в первый же день их встречи на Капри. Устроились на террасе, чай пить в комнату не пошли. К. П. Пятницкий, который был в то время на «Спиноле» и вел дневник, записал 1 июля: «К обеду приезжает Ленин… Возвращаюсь к чаю. Разговор между Лениным и Алексеем Максимовичем… Вернулся в 3 часа ночи: еще спорят»17
Долгим беседам на этот раз никто не мешал. Часами говорили они в доме, во время прогулок по острову, в рыбацких лодках. Радовались, что теперь все чаще находят общий язык.
— Большевизм мне дорог, — говорил Алексей Максимович. — Ведь социализм — единственный путь, коим человек придет к сознанию своего личного человеческого достоинства. Иного пути не вижу. Все иные пути от мира. Один этот в мир.
Однажды Горький сказал Владимиру Ильичу, что к обеду ждет интереснейшего человека — талантливого украинского писателя Михаила Коцюбинского. Горький говорил о нем восхищенно и радостно. Жизнелюбие, революционная устремленность, глубокое знание деревенской жизни, реализм литературного творчества Коцюбинского привлекали Ленина. Он читал некоторые его рассказы, изредка появлявшиеся в «Русской мысли», «Киевской старине», «Русском богатстве».
Михаил Михайлович Коцюбинский первый раз приехал на Капри в 1909 году. Общие литературные и политические интересы сблизили и подружили его с Горьким. Он писал Алексею Максимовичу из Чернигова: «При одном воспоминании о Капри, а в особенности о нашем знакомстве, как-то теплее и светлее становится на сердце».
Встреча за обедом оставила теплые воспоминания у каждого из ее участников. Владимир Ильич расспрашивал Коцюбинского об Украине, и Михаила Михайловича поразило его внимание и умения слушать. А вечером Владимир Ильич прочитал его рассказы, изданные на немецком языке18. Получил большое удовольствие, особенно от рассказа «Под минаретами», обличающего царское мракобесие. В
