Можно сокрушаться, что этот апокриф преподносится со многих амвонов священниками, которым лень и равнодушие к духовному состоянию паствы позволяют насыщать проповедь не Словом Божьим, не нравственным поучением, не правилами и установлениями Святой Церкви, а подобного рода измышлениями. Для спасения душ они совершенно бесполезны, но бездарные проповедники охотно к ним прибегают: можно, не напрягая мысль, в сотый раз повторить не затрагивающие ни ума, ни сердца выдумки и тем заполнить минуты, по установившемуся неписаному правилу отводимые для проповеди.
Более достоверным следует признать предание о происхождении нерукотворного образа Спасителя, которое известно в двух вариантах.
Согласно варианту, который называют «восточным», у Эдесского царя Авгаря было полотенце с изображением лика Спасителя, возникшим в тот момент, когда Господь приложил его к Своему лицу.
Вторая версия, распространенная преимущественно в Западной Церкви, говорит о женщине по имени Вероника: пожалев Христа, который нес крест, обливаясь кровавым потом, она дала Ему полотенце («плат»). Когда Спаситель, отерев лицо, вернул плат Веронике, она увидела на нем изображение (можно сказать — отпечаток) лика страдающего Господа.
Обе версии представляются в известной мере заслуживающими доверия, не только потому, что Авгарь — историческая личность, и не потому, что обстоятельства возникновения изображения на плате Вероники кажутся естественными, ибо сопряжены с историческими фактами, но также потому, что сверхъестественный характер возникновения изображения подтверждает и подчеркивает отмеченную выше невозможность создания изображения обычным, естественным путем, с применением красок и кисти.
Как известно, нерукотворный образ Спасителя в Православной Церкви уникален: его сразу можно узнать по плату, который изображается на холсте или доске вместе с ликом Спасителя; другие иконы Спасителя многообразны, но ни одна из них не носит особого наименования, как свойственно буквально всем иконам Богоматери (названия топографические: Владимирская, Казанская и др., или житейски– бытовые, иногда весьма трогательные: «Утешение в скорбях и печалях», «Скоропослушница», «Нечаянная радость» и многие другие).
Общеизвестное отрицательное отношение древнего Израиля к изобразительному искусству вполне объясняет то, что ни в Ветхом, ни в Новом Заветах практически невозможно обнаружить какое–либо обоснование иконопочитания. Как мы видели, необходимое условие иконопочитания — убежденность в возможности сообщения благодати, сакраментального воздействия освящения через посредство материальных предметов — свойственно было не только евреям, современникам Моисея и Аарона, не только нескончаемому потоку паломников, устремлявшихся в единственный для всего мира Храм — жилище истинного единого Бога Яхве («Сущего»), но и ученикам Христовым, всем слушателям Его проповедей. Поэтому Спаситель говорил о таком освящающем действии, о передаче его от одного предмета к другому как о чем–то само собой разумеющемся, имеющем к тому же некую иерархию степеней освященности. Именно о таком процессе освящения, облагодатствования мы читаем в Евангелии от Матфея, где описано стремление Христа исправить нарушение иерархии освященности, которое допускали книжники и фарисеи: «Горе вам, вожди слепые, которые говорите: «если кто поклянется храмом, то ничего; а если кто поклянется золотом храма, то повинен». Безумные и слепые! что больше: золото, или храм, освящающий золото? Также: «если кто поклянется жертвенником, то ничего; если же кто поклянется даром, который на нем, то повинен». Безумные и слепые! Что больше: дар^или жертвенник, освящающий дар? Итак, клянущийся жертвенником клянется им и всем, что на нем; и клянущийся храмом клянется им и Живущим в нем; и клянущийся небом клянется престолом Божиим и Сидящим на нем» (Мф 23:16–22).
В первых двух приводимых Спасителем примерах — низшие по иерархии освященности объекты (золото, освященное храмом, и дар, освященный жертвенником); в последующих двух примерах — высшие, а именно: Сам Бог, освящающий храм, котором Он обитает, и небо, именуемое здесь (и во многих других местах Священного Писания) престолом Божьим.
В контексте нашего изложения важнее всего для нас факт освящения материального предмета, сообщения ему от другого освящающей благодати, Источник коей вовсе не материален: это Сам Бог
Подобные взаимодействия духовного с материальным в процессе освящения (иначе — облагодатствования) пронизывают собой все богослужение, тайнодействия и обряды Православной Церкви в полном соответствии с апостольским указанием: «Прославляйте Бога и в телах ваших и в душах ваших, которые суть Божий» (1 Кор 6:20).
Но и Сам Христос, как мы знаем из Евангелия, Свое благодатное воздействие на окружающих, в частности исцеления, часто осуществлял не только через словесное волеизъявление, но и через разнообразные способы физического воздействия: прикосновение (Мф 8:3,15; 9:29; Мк 3:10), помазание «брением из плюновения» (Ин 9:6; ср. Мк 7:33).
То же мы видим и в действиях апостолов, не только прикосновение которых (Деян 3:7; 9:17–18), но, как уже упоминалось, даже тень оказывала благотворное, исцеляющее действие (Деян 5:15).
Эта благодатная практика затем распространилась в Церкви и на святые иконы. Их почитание было узаконено на VII Вселенском Никейском Соборе в 787 г. и на Константинопольских торжествах 843 г.
VII Вселенский Собор, как известно, происходил в разгар упорной борьбы иконопочитателей с иконоборцами. Так как основные доводы иконоборцев базировались на внешнем сходстве почитания икон (и особенно скульптурных изображений) и идолопоклонства, то в вероучительных творениях иконопочитателей и в соборных определениях особый акцент делался на духовной стороне иконопочитания. Подчеркивалось, что объектом почитания является не материал, из которого изготовлена икона, не дерево, не гипс, не полотно, не краски, а сам объект изображения, т.е. прежде всего Господь Иисус Христос, Его Пречистая Матерь, святые. Тем самым иконопочитание отмежевывалось от грубого идолопоклонства, когда обожествлялся сам почитаемый и создаваемый для почитания предмет — статуя или картина, от идолопоклонства, ярко охарактеризовано в псалме: «Идолы язычников — серебро и золото, дело рук человеческих. Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят; есть у них уши, но не слышат, и нет дыхания в устах их. Подобны им будут делающие их и всякий, кто надеется на них» (Пс 134: 15–18).
Людям было очень нелегко перейти от представлений о языческих богах — распутных, хитрых, жестоких — к высочайшему понятию о едином, невидимом, нематериальном Боге–Творце, Вседержителе, Который, будучи «Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих… Сам дая всему жизнь и дыхание и все» (Деян 17:24–25).
Доступнее для просвещаемых евангельским светом язычников было почитание Христа как конкретной Личности, Богочеловека, облеченного плотью и кровью, жившего когда–то среди людей, свидетельство о чем сохранялось в церковном Предании, устном, а потом в письменном[35] Естественной поэтому представляется потребность запечатлеть облик Иисуса Христа.
Уже в катакомбах II и III вв. мы видим изображения Христа в виде юного доброго Пастыря.
Еще более древними следует считать символические рисунки рыбы — слово «рыба» на греческом языке состоит из начальных букв слов «Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель». Изображение рыбы служило для христиан опознавательным знаком в условиях враждебного языческого окружения.
Дорогие сердцу христиан изображения облегчали восприятие и усвоение Священной истории Ветхого и Нового Заветов. Они постепенно распространялись в быту, неизбежным оказалось их внедрение в храмы. Созерцание икон во время богослужений создавало благоприятные психологические условия для того, чтобы молящийся испытал чувство благоговения перед теми, кто на них изображен, — т.е. Христом, Его Пречистой Матерью (с III Вселенского Собора, т.е. после 431 г почти повсеместно почитаемой как Матерь Божья) и святыми (особенно в местах их подвижничества и прославления). Это благоговение целиком относится к «первообразу» (VII Вселенский Собор).
Церковные торжества 843 г (часто называемые Константинопольским Поместным Собором) окончательно утвердили догматизированную в Никее VII Вселенским Собором в 787 г. практику иконопочитания, вплоть до XV–XVI вв. не вызывавшего противодействия в обществе. Однако в глубине западного общества зрел внутренний протест против официальной Церкви, который и привел в конце концов к движению Реформации. Этот протест в немалой степени был порожден многочисленными явлениями обрядоверия и суеверия, связанными с извращенными формами почитания икон, мощей и
