– взлетел на воздух! Так мы не согласны, – докладывал он прапорщику.
– Что за чушь! Кто это приказал делать?
– Приказали командир саперной роты подполковник Жеребцов, а им приказал генерал Стесселев!
– Тут что-то не так. Спрошу сейчас у капитана Высоких, в чем тут дело!
Прапорщик застал Высоких лежащим на походной кровати с холодным компрессом на голове.
– Едва вырвался. Под конец таким ершиком угостили, что небо показалось с овчину и звезды из глаз посыпались, – жаловался Высоких.
Рассказав ему о минировании саперами батарей, Звонарев спросил капитана, что он об этом думает.
– Думаю, что или Жеребцов, или Стессель, или оба вместе от жары сошли с ума. Если батареи будут минированы, то я уведу людей с позиции и уйду сам. Как очухаюсь малость, я приду туда, а пока, попрошу вас, сходите вместе с Садыковым.
– Поручик накурился опия и не в себе, – доложил капитанский денщик.
– Этого еще не хватало! Соломонов беспробудно пьет, этот начал курить опий. Не рота, а бедлам какой-то!
Звонарев отправился один, У левофланговых батарей, которые были в ведении прапорщика, солдатыартиллеристы переругивались с саперами, рывшими в брустверах ямы для закладки мин.
– Кто приказал мины закладывать? – спросил подошедший Звонарев у саперов.
– Командир роты.
– Где он сейчас?
– Не могу знать, куда-то ушедши.
– Прекратить работы, – приказал Звонарев.
– Нам, ваше благородие, приказ даден, и мы должны его выполнить, – возразил саперный унтер- офицер.
– Прикажите, ваше благородие, им по шеям накласть, мигом уйдут, – попросил Кошелев.
– Мы их сначала честью попросим, – пошутил, улыбаясь, прапорщик, чтобы отвратить угрозу кулачной расправы с саперами. – А если они этого не послушают, то тогда подзатыльников надаем.
– Ваше благородие, – взмолился сапер, – войдите в наше положение. Нам приказывают рыть ямы для мин, мы и роем. По такой жаре и нам работать нет никакой охоты, только по приказанию и делаем.
– Остановите работы, я пойду переговорю со своим начальством, – распорядился Звонарев и пошел обратно к Высоких.
Тот уже пришел в себя, и они вместе двинулись к Третьякову, который состоял комендантом всей позиции. По дороге они встретили Шевцова и рассказали ему о своих заботах.
– Жеребцов сидит у меня, и я его уговариваю прекратить установку мин, но он ссылается на приказ Стесселя и распоряжение Фока и не хочет слушать никаких резонов. Надо идти к Третьякову, – сообщил Шевцов.
Полковник, осовелый после сытного обеда, тотчас же принял их и, узнав, в чем дело, возмутился.
– Стессель-дурак, Фок-прохвост, а Жеребцови дурак и прохвост вместе, – отрезал он. – Позовите его тотчас же ко мне! Находиться на заминированной позиции во время боя-это все равно что сидеть на бочке с порохом и бросать в нее окурки.
Когда Жеребцов наконец появился, Третьяков приказал ему немедленно прекратить все работы по минированию позиций.
– Прошу вашего письменного распоряжения об этом, я его сообщу Стесселю и Фоку, – ответил сапер.
– Никакого письменного распоряжения я не дам, а вам, со всеми вашими саперами, прикажу немедленно убраться с позиций. Вы мне только мешаете, – окрысился полковник. – Чтобы до вечера вас здесь не было!
Жеребцов, не ожидавший такого оборота дела, забеспокоился.
– Мы можем вам быть полезны и кое в чем другом, господин полковник. Наладим дороги, разработаем окопы, улучшим позиции артиллерии, – предложил он.
– Это другое дело. Я сам буду приветствовать такую вашу деятельность, но минирование батарей вы бросьте.
– Я все же должен буду сообщить, что эти работы мною не проводятся.
– Не возражаю. Я сам об этом уведомлю Фока и Стесселя или, еще лучше, Кондратенко. Он хорошо разбирается в таких делах, как военный инженер и бывший сапер, – согласился Третьяков. – Займитесь усовершенствованием артиллерийских позиций. Хорошенько замаскируйте их и примените к местности.
Солдаты радостно загудели, узнав об отмене минирования позиции. Звонарев пошел вдоль батарей своего участка. Расположенные фронтом на северо-восток, север и северо-запад, батареи левого фланга легко фланкировались[114] огнем со стороны Цзинджоуского залива, в котором во время прилива вода подходила к нижним ярусам стрелковых окопов. Северный берег залива доминировал над позицией и особенно над стрелковыми окопами, которые к тому же почти не были прикрыты сверху даже козырьками. Кроме того, они простреливались вдоль почти по всей линии моря. Таким образом, занимающие – их части заранее обрекались на значительные потерн, если не на полное уничтожение.
Артиллерийское вооружение батарей состояло из двадцати четырех старых китайских и легких полевых пушек старинного образца. Дальность боя всех орудий не превышала четырех с половиной верст. Снарядов было всего по сто двадцать-сто пятьдесят на орудие. Их могло хватить только на два часа боя. Основную массу снарядов составляли гранаты, начиненные черным дымным порохом и потому весьма слабого разрывного действия; имелось несколько шрапнелей, пригодных для поражения противника на расстоянии не далее четырех верст, и, наконец, были в довольно большом количестве старинные картечи, разрывающиеся в самом дуле орудия и потому не безопасные для стрелков, расположенных в окопах впереди батареи.
С таким артиллерийским вооружением думать о серьезной обороне позиции было трудно.
Если против полевой армии позиция и смогла бы держаться некоторое время, то против осадных и морских орудий она была совершенно беззащитна.
Только к ночи наконец на батареях все кое-как утряслось, и Звонарев мог заняться прожекторами.
Лебедкин со своим помощником за день успел детально ознакомиться со всем прожекторным хозяйством. Оно было сильно запущено и находилось в очень неумелых руках.
– Через часик засветим, – успокаивал Лебедкин волнующегося прапорщика. – Осмотрим бухту, город и горы, что перед нами. На суше, правда, гораздо хуже видно при свете прожекторов, чем на море. Можно заметить только целую толпу японцев, а поодиночке или небольшими группами никогда их не увидим, – уверял солдат.
Глава вторая
В тот же день, около десяти часов вечера, по телефону из города передали приказание обстрелять расположенную невдалеке китайскую деревню Чализон, где было замечено скопление японских разведчиков.
– К орудиям! – скомандовал Родионов.
Артиллеристы бросились к своим пушкам. На батарее замелькали фонари. Из пороховых погребов начали подавать снаряды и зарядные картузы. Наводчики суетились около прицелов и уровней.
– Куда наводить-то, Софрон Тимофеич? – спросил Купин.
– На деревню, что с кумирней наверху.
– Так в темноте-то ничего не видать, ни деревни, ни кумирни!
